Бледный гость - Филип Гуден

– Вот и прекрасно, – подвел я итог.

Хотя на самом деле ничего прекрасного тут не было. Что-то не вязалось, что-то с самоубийством Робина было не так. Разумеется, в чепуху про дьявола я не верил. Однако мне потребовалось время, чтобы понять, что же именно меня беспокоит.

Его похоронили очень быстро, я бы сказал, поспешно, несколько часов спустя после снятия с дерева. И не на кладбище, прилегавшем к ближайшей церкви (как раз в Сбруйном Звоне), а в дальней стороне леса, на дикой земле, где он вел свою странную жизнь. В двух вещах Робину все-таки повезло – если можно так выражаться в отношении мертвых – он избежал многолюдной похоронной процессии и сердце ему не пронзили, как это практикуется с теми, кто наложил на себя руки.

Несколько рабочих, под руководством управляющего, сняли труп, завернули в саван и закопали его в наспех вырытой, неглубокой яме. Священника все же пригласили произнести несколько слов над импровизированной могилой. Вряд ли можно говорить о настоящей заупокойной службе, ведь самоубийцы обрекались на вечные адские муки, – но облегчение та речь душе Робина, наверное, все-таки принесла, так же как и самому пастору, выполнившему свой христианский долг.

Помню, мой отец однажды хоронил человека, труп которого выловили в реке. Люди в Мичинге говорили, что он утопился, но отец был уверен, что юноша просто оступился, и его унесло течением. Хотя на дворе тогда было лето, и река стояла низко, а течение было слабым.

– Тем не менее, – говорил отец, – раз никто не видел, как молодой человек совершает самоубийство, и раз никто не располагает достоверной информацией о том, что он собирался это сделать, значит, он заслуживает погребения по христианскому обычаю. И пока я священник, никто не переубедит меня.

Наверное, здешний пастор был чем-то похож на моего отца.

По крайней мере Робин был похоронен надлежащим образом.

Но не забыт. Наоборот, появилось странное ощущение, что он где-то поблизости.

Слухи множились, а их разнообразие росло как на дрожжах. Особенно популярны были истории вроде той, что рассказал мне Дэви: будто бы это все происки дьявола или лесных эльфов, что Старый Ник пришел за душой Робина, и так далее. Мучивший же меня вопрос основывался на более практичных и земных соображениях. Он бы и не возник, не узнай я случайно, что веревка, на которой повесился Робин, была сохранена. Управляющий крестьянами, скользкий тип по имени Сэм, решил, видимо, что ее неплохо оставить «на память».

Я слышал, что веревки, на которых вешали в Тайберне,[10]палачи после казни разрезали на небольшие части и продавали по нескольку шиллингов за штуку, потому что считалось, что пот и жир висельника обладают целебными свойствами. Также я слышал, что безнадежно больные выкладывали большие деньги, чтобы им позволили приложить к больным частям тела свежеотрубленную голову. Как я и говорю, до сих пор я только слышал о подобных вещах, но, похоже, тут я столкнулся с ними впрямую.

Однако оказалось, что Сэм просвещен в данном деле меньше, чем лондонские жители. Он действительно сохранил веревку, но не для того, чтобы заработать на чьем-либо несчастье, во всяком случае не тем способом, что предполагалось. Простаков на ферме и по поместью достаточно, так что он решил брать полпенни за демонстрацию веревки и пенни – за позволение ее потрогать. Чем он собирался заманивать посетителей, я не знаю. Возможно, обещаниями, что веревка исцеляет слепоту и хромоту. Или просто хотел сыграть ни благоговейном страхе, свойственном человеку, когда он видит (или трогает) что-то связанное со смертью Да, скользким типом был этот Сэм. Так поведала Одри, разумеется, через своего ухажера Фолла.

В общем, я понял, что следует навестить этого «изобретательного» управляющего. Он жил в маленьком двухэтажном домике около фермы, откуда и руководил своими работниками. Держался он от них поодаль, думаю, чтобы придать своей фигуре весу и загадочности; даже дом огородил невысокой изгородью.

Крайнее удивление появилось на физиономии Сэма в ответ на заявление, что лондонский актер хочет видеть веревку висельника. Не знаю, может быть, мы и похожи на тех, кто везде и всюду возит с собой необходимое «снаряжение» и ставит подмостки только с целью повеситься среди сельского пейзажа. Тем не менее, когда я показал Сэму пенни, он не колебался. Прикрыв дверь комнаты и привычным движением упрятав монетку в карман, Сэм прошел к сундуку, стоявшему в углу, открыл его и церемонно извлек оттуда сверток из шерстяной ткани. Потом, сопя от усердия, положил на пол и развернул. Луч света коснулся грязного мотка веревки. Управляющего переполняла такая гордость, как будто он только что благословил новорожденного.

– Можете потрогать, мастер…

– Николас.

– Можете потрогать, вы же заплатили.

Этого я делать вовсе не собирался, но все же опустился на колено, чтобы лучше разглядеть. Мурашки побежали у меня по спине, и зачесалась шея, словно ей грозила петля. Даже не разматывая веревки, несложно было определить, что в ней пять-шесть футов. Неровно обрубленный конец растрепался – его с трудом перерезали. На другом находилась петля с неумелым, но прочным узлом. Думаю, этот узел выдержал бы и двойной вес, не говоря уже о худом, как скелет, теле Робина. Он вдруг представился мне, висящий среди деревьев. Я выпрямился и, вынув из кармана шестипенсовик, поднял его над головой, так что монетка поймала солнечный луч, проникавший сквозь крошечное грязное окошко. Комната была тесная, со спертым воздухом. Сэм весь напрягся, приготовившись сделать все, что попросят.

– У меня есть пара вопросов, – сказал я и тут же подумал зачем. Зачем трачу деньги, чтобы узнать подробности смерти лесного отшельника. Шесть пенсов не великая сумма, но все же половина дневного жалованья. Я сунул монетку в засаленную лапу Сэма.

– Итак, вы обрезали веревку и сняли Робина.

– Не я, мастер Николас. Мои люди.

– Но вы можете описать, как они это сделали?

– Они просто срезали веревку и опустили его, вот и все.

– Как именно? Меня интересуют детали. Или я зря заплатил шесть пенсов?

Сэм задумался и нахмурил лоснящиеся от жира брови. Думаю, он решил, что я стремлюсь получить от подробного описания процесса некое нездоровое удовольствие.

– Оливер взобрался на дерево и потом на ветку, откуда свисало тело. Но ему пришлось спуститься за ножом.

– Зачем?

– Узел веревки оказался слишком толстым. Оливер попытался развязать ею руками, но ветка начала раскачиваться, и он чуть не упал. Я сказал, что веревку надо срезать.

– И он воспользовался ножом.

Сэм снисходительно кивнул, словно потакая блажи слабоумного ребенка.

– Чьим?

– Своим. – Управляющий поглядел на меня озадаченно. А я и сам не понимал, для чего веду все эти расспросы. – Он вынул его из ножен, прежде чем забираться на дерево, чтобы, чего доброго, не напороться, если упадет.