Карнавал в последние выходные августа - Наталия Землякова

— К старым машинам ты всегда сумеешь вернуться, — вздохнула Лиза. — Ты, главное, пока не торопись, переживи этот период.

— А можно я у тебя пока поживу? — внезапно оживился Иван. — А то родители уверены, что у меня все чики-пики, что я теперь звезда. Они, знаешь, как мной гордятся? Уже раз пять этот «Космос» смотрели в кинотеатре. А батя даже афишу повесил у себя в мастерской.

Лиза растерялась. Она давно жила одна и даже представить себе не могла, что в ее доме будет еще кто-то. Она чувствовала себя как хищник, на территорию которого вдруг объявился претендент. Однако было одно «но» — от этого «захватчика» Лиза словно впала в наркотическую зависимость. Только в его присутствии жизнь приобретала смысл и без следа исчезали тоска и скука.

— Ну так что, Лизавета, пускаешь на постой? — радостно спросил Иван Бекетов, и звучало это не как вопрос, а как утверждение.

Иван быстро сбросил ботинки, ватник и все, что было под ним. А затем, энергично насвистывая, отправился в ванную.

— Лиза, я есть хочу, — громко закричал он сквозь шум воды. — Хочешь, в ресторан сходим?

— Я уже там была сегодня, — Лиза вошла в ванную и протянула ему полотенце.

— Да? С кем, интересно?

— С одним человеком.

— Из-ме-ны я не по-тер-плю! — громко пропел Иван, энергично растерся полотенцем и чмокнул Лизу в макушку. — Все-таки, умная ты, молодец.

Лиза вдруг вспомнила, как в детстве у нее жил маленький щенок. Это был не ее щенок, а соседский, но Лиза так часто играла с ним, что считала своим. Щенок обладал поразительным свойством молниеносно переходить от отчаянной тоски к такому же отчаянному веселью. Когда Лиза открывала дверь ключом, чтобы идти с ним на прогулку, щенок выл так, словно на его маленькую голову обрушились все беды мира. Но стоило Лизе переступить порог и взять поводок, как щенок начинал захлебываться от восторженного лая. А потом он вырос. И чем старше становился, тем меньше были заметны перепады его настроения. В последние годы жизни это была спокойная, уравновешенная собака, которая ко всему в жизни относилась философски и не выносила только одного — когда нарушался привычный порядок ее благополучной жизни.

«Нет, я еще не старая», — подумала Лиза и не заметила, как произнесла это вслух.

— Что ты сказала? — удивленно переспросил Иван.

— Я хочу сказать, что если ты намерен здесь поселиться, то все это старое барахло, — Лиза кивнула на ватник и ботинки, — надо выбросить.

— Выбрасывать нельзя, — испугался Бекетов. — Я ребятам обещал вернуть. Ну ладно, ты не расстраивайся, сейчас уберем с глаз долой, а потом я как-нибудь отдам.

— И вообще, ты же артист и должен прилично выглядеть, а не ходить черт знает в чем, — сурово произнесла Лиза. — Ты же не на карнавале.

— Слушаю, мой босс, — поклонился обмотавший полотенце, как юбку, Бекетов. — В чем велите разгуливать по улицам и площадям великого града Московского?

— Я там подобрала тебе кое-что, — небрежно сказала Лиза.

— Где подобрала? На улице? — с наигранным ужасом спросил Иван. — Нет, я чужие обноски носить не буду, гордые мы, Елизавета, как тебя по батюшке?

— Александровна, — рассмеялась Лиза. — Не бойтесь, барин, все новое, все модное, самое прекрасное.

— Значит, будете из нас метросексуалов делать?

— Ого! Какие вы слова знаете! Будем, только не метросексуалов, а километросексуалов, — не скрывая своих желаний, ответила Лиза.

— Попробуйте, — ответил Бекетов и сбросил на пол белоснежное махровое полотенце.

В любой другой ситуации эта сцена показалась бы Лизе Соболевской вызывающе пошлой и неприличной. Но только не сейчас. Она так отчаянно соскучилась по Ивану Бекетову, что ничего не имело значения — ни слова, ни интонации. Кроме одного — он рядом с ней, и похоже, что это надолго.

Январь 2009 года

ВЕРА, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ…

Утром мне позвонила мама.

— Все прошло замечательно, — уверенно сказала она. — Вера выглядела просто прекрасно. Все в деревне сказали, что все прошло отлично.

— Ну хорошо, — ответила я, еще не совсем проснувшись. — Как ты себя чувствуешь, не сильно устала?

И вдруг я вспомнила, что же произошло с моей любимой тетей Верой, и с меня слетели последние остатки сна.

— Мама! Так ведь она умерла!

— Да, — ничуть не смутившись, произнесла мама. — Но похороны прошли очень хорошо, Вера была бы довольна.

Нет, не надо мою маму обвинять в черствости. Просто она уверена: человек в любой ситуации должен выглядеть достойно. Кстати, так же считала и тетя Вера, которая приходилась маме родной теткой, а мне — двоюродной бабушкой. Но бабушкой я ее никогда не звала — только тетей Верой. Во-первых, я помню ее лет с шести — значит, в то время ей было немного за сорок. Как мне сейчас. Во-вторых, она всю жизнь прожила одинокой — у нее не было ни мужа, ни детей. Вернее, она никогда не была одинокой — у нее были мы с братом, внуки ее родной сестры, моя мама и еще несколько родных племянниц. И, главное, была Маша — родная сестра, которая всю жизнь прожила вместе с ней. Тоже одинокая женщина. Именно поэтому мы всегда их так и звали — «девки». Нет, ничего оскорбительного в этом слове нет — просто все родственники относились к ним как к молодым и одиноким женщинам. Всегда молодым и всегда одиноким. И неважно, сколько обеим было лет, когда они умерли.

Когда я мысленно произношу «тетя Вера», перед моими глазами отчетливо встает одна картина.

Лето. Деревня. Тетя Вера переводит дух после того, как от души попарилась в бане. На ней — идеально выстиранная ситцевая ночная сорочка и фланелевый халат, на голове — туго повязанный платочек. На ногах — ультрамодные сабо на толстой деревянной подошве. Нет, тетя Вера такие бы ни в жизнь не купила — просто у нее гостим мы с моей подругой, заядлой модницей. Нам лет по пятнадцать, мы приехали на каникулы к моим теткам — Вере и Маше. И любимые темы разговоров — кто вчера провожал нас после кино из клуба и какие семьи у наших ухажеров. Мол, стоит ли с ними дело иметь. Мы, две столичные школьницы, серьезно ни с кем дела в этой деревне иметь не собираемся — нам просто нравится, что за нами ухаживает так много сельских парней. А мы их, говоря современным языком, «динамим».

Итак, тетя Вера качает тощей ногой, обутой в тяжелое деревянное сабо, вздыхает, рассуждая о никчемности очередного кавалера, и ест то, что она любит больше всего на свете — пирожное и селедку. Да, именно так, вместе. Она всегда была уверена, что это ну очень вкусно. Конечно, она даже не подозревала, что пройдут годы, и сочетание сладкого и соленого станет очень актуальным в кулинарной моде. Правда, мне кажется, что пока никто не осмелел настолько, чтобы повторить рецепт тети Веры — уплетать бисквитное пирожное, закусывая его балтийской селедочкой.