Бумажный замок - Mut-Em-Enet

— Уходи!

Глаза у меня ненормальные, светлые волосы растрепались и упали на плечи, руки дрожат. Уже сама не знаю, толи от страха, толи от возбуждения. Губы искусанные.

— Ты не представляешь, какой вид мне открывается отсюда, — говорит он, слегка сузив глаза, — и что ты сделаешь, чтобы меня остановить?

Я хватаю со стола стакан с моей любимой Колой и выплескиваю ему прямо в лицо.

По-моему, его это не смутило.

— Теперь я буду липкий и мокрый, тебе так нравится? — он стягивает с себя сорочку и швыряет в меня.

— А вот теперь птичка, тебе надо будет все это вымыть, — и указывает на свою мощную грудь и проводит рукой по своему красивому прессу. Откуда только? Если он днями напролет пьет, ума не приложу.

- Я тебя тоже сейчас испачкаю и примем ванну вместе, — он рывком притягивает меня к себе. И он действительно мокрый и липкий. Фе! Грудь от такой близости кожа к коже моментально твердеет.

— Дурак такой, отпусти меня, скотина, — он тащит меня, на ходу открывая все двери, чтобы обнаружить ванную.

Силой, прямо так в одежде усаживает в ванну и открывает воду… А потом начинает поливать меня прямо там из душа. Мокрые волосы липнут к лицу, я пытаюсь отбиваться и брызгаю в него водой. Но ему все нипочём. Он, тоже так в чем есть, усаживается в ванную и продолжает играться с душем. Все вокруг залито, а я полностью мокрая, он мокрый!

— Ну ты и сволочь, Мэтт Лавлесс. Пытаюсь убрать мокрые волосы и закрыться от него.

Но он мокрый и прямо сидя в ванной тащит меня на себя и наши губы снова сливаются… В болезненном, наполненном той самой животной страстью, поцелуе… И я сдаюсь: его мокрое полуобнажённое тело действует на меня как наркотик. Я забываюсь в этом поцелуе, уже совсем теряю связь с реальностью. Он стягивает с меня остатки одежды и сбрасывает свою прямо на залитый пол, а потом снова усаживает меня, открывая воду и закрывая слив.

Вода стремительно прибывает, а он хулиганским движением перепрыгивает через борт ванной прямо ко мне. Нас, как в момент рождения, обнаженных, окутывает теплая вода. Унося нас двоих навстречу экстазу. Мои губы больше не мои, моё тело больше мне не принадлежит. Это теперь его собственность. Его руки касаются меня там, где никто не касался, ласкают меня так, как никто и никогда. В этой теплой воде я обвиваю руками его шею, и он усаживает меня на себя сверху. Я чувствую, как он плавно в меня входит. И да, я еще не привыкла и мне немного больно, но только он весь оказывается во мне — эта боль превращается в сладкую муку. Мы занимаемся любовью (любовью ли?) глядя друг другу в глаза. Тут все просто… сейчас есть только одна цель, и мы стремительно к ней приближаемся. Вода только усиливает наше электричество, и мощная вспышка буквально лишает нас рассудка. Я почти теряю сознание, цепляясь за его мощное плечо, как будто моля о спасении. А он и спас меня, вырвал из внутренней клетки. Только не реветь сейчас, не спугнуть вот этот момент нашего единения.

— Я… — хрипит мне на ухо, — я тебя….

Ну же! Я мысленно подсказываю то, что хотела бы услышать….

А потом он приходит в себя:

— …безумно хочу еще!

Приплыли! На выход!

— Да ну тебя, — я толкаю его в плечо и вылажу из ванны в поисках полотенца. Мы прям великий потоп тут устроили.

Хочет он… это вот мне сейчас видно невооруженным глазом. А что тогда было только что?

— Вылазь! — подаю ему полотенце, которое он сразу же обматывает вокруг бедер.

Я накидываю халат, но он не дает мне его запахнуть.

— Останься так, — шепчет, — еще не сполна насладился твоим телом…

Так вот что, ему только тело моё и нужно… На глазах выступают слезы обиды.

— Ты чего, птичка? — он непонимающе смотрит, — гормоны шалят?

— Вот ты сволочь! Толкаю его, запахиваю халат и вылетаю из ванной…

Nick Cave & The Bad Seeds ft. Kylie Minogue — Where The Wild Roses Grow

Мэтью

Что-то моя птичка дурит! Неужели ей не понравился наш заплыв? А слезы к чему?

Бабы, разбери их?!

Я чуть не сделал ошибку, чуть не выдал свои истинные чувства. Чертовы ведьмовские чары. Уже даже почти сказал, что…

Уважаемый читатель, ты еще не устал от меня? Ну вот. Давайте иносказательно: дракон почти бросил свое каменное сердце под ноги невинной девы. Просто побоялся, что она его вмиг растопчет, в прах! Ну у дракона есть запасное… Мало ли, что этим девам в голову придет. Приведут потом отряд рыцарей и отдадут влюбленного дракона на заклание. А потом еще слезы свои горькие над ним прольют, сердобольные.

Нет, Мэтт, эта девочка тебя погубит… Ты и так уже на грани, а маленькая ведьма-птичка, считай толкнула тебя со скалы… Ты бегаешь за птичкой, приходишь по первому зову, играешь в ее игры!

Эх Матейку, Матейку, так меня мама называла. И сейчас мне вроде не за тридцать, а лет десять. Нашу тесную квартирку заливает солнечный свет, мама лепит пѝроги (такие польские вареники) и рассказывает сказку про рыжего черта (того, что с водкой), а сижу и ловлю каждое ее слово и каждому слову верю.

Что ты, Мэтт, часто маму стал вспоминать, стареешь, чувак! Или это все птичка твоя, ненаглядная!

Мелкая сероглазая ведьма, от одного ее взгляда я теряю рассудок, пытаюсь бороться, но еще сильнее увязаю в ее паутине. В ее прекрасном теле! Становлюсь солнечным зайчиком на ее волосах.

Тебе сейчас надо выяснить, что ее так расстроило. Каждая ее слеза как осколок острого стекла в твоем сердце.

Сидит и ревет.

— Птичка, ты чего?

— Шут ты гороховый, — вытирает слезы.

— Ту, чего ты, — пытаюсь обнять, — маму вспомнила?

Ну я и дуралей, она права.

— При чем тут мама, ты кретин конченый, — почти кричит.

Она права, я — кретин, и конченый! Конечно, потому что, если она еще слезу проронит из-за меня, превращусь в соляной столп возле ее ног.

Начинаю целовать ее, чтобы успокоить, как больного ребенка, наверное.

— Не надо, Мэтт, — просит она.

Но я не могу унять жар своего тела. Ее запах и ее мокрые волосы… Мэтт, ты тонешь! Стремительно идешь ко дну!

Мои руки уже вовсю исследуют ее тело, как вроде впервые. Я ощущаю, какая он податливая. Мэтью, это ответственность. Ты в ней открыл это, разбудил спящий вулкан. Хорошая ученица, хочу отметить…

— Давай не сейчас, — шепчет она своим ангельским голоском.

— А когда? — спрашиваю я, — сколько еще ты меня ждать заставишь? — сам сбрасываю чертово полотенце и ее халат.

И она целует меня, вроде ей воздуха не хватает, вроде я ее последний оплот.