Двухместное купе - Владимир Кунин

Телефон был на длинном шнуре. Серега прошел в комнату, поднял трубку, сказал:

— Слушаю, — и понес телефон в кухню. А из трубки — Ваня Лепехин:

— Серега, ты, что ли?

И голос такой — вроде бы и веселый, и немного нервный.

Помешивая в кастрюльке суп с лапшой, Серега ответил:

— Я, дядя Ваня. Кто же еще?

— А и верно! Из мужиков вроде ты один и остался... А Фирка с Любашкой в дому?

— Нет. К Толику в колонию поехали.

... Блеклые фронтовые фотографии — молоденькие сержант Ваня Лепехин и лейтенант Натан Лифшиц...

Большое, давних лет, фото Любови Абрамовны...

Ваня и Натан в велюровых шляпах, в пальто с поясами и неимоверно широкими подкладными плечами — мода пятидесятых...

Фотография ателье: Ваня и Натан — закройщики за работой. Размечают на отрезах будущий раскрой...

... А сейчас старый Ваня Лепехин сидит за столом, на котором стоят полбутылки коньяку, граненый стакан, вазочка с соевыми батончиками...

Говорит старый Ваня по телефону с Серегой, наливает себе полстакана, выпивает, нюхает соевый батончик,

—... Я тоже позавчера к ему ездил — меня и на порог не пустили, бляди! Так я на хер и вернулся с колбаской «Московской» и пряниками мятными. Он эти мятные пряники — ну, жуть как любил!.. Бывало, придет к нам в ателье и... Ну, я и решил — чего же я, бля, вместо деда Натана не могу своему крестничку пряников мятных привезти?.. А мне, мать честная, от ворот поворот!

— Спасибо, дядя Ваня. За все. Мы сегодня ваши бумаги на деревенский дом получили. Вот Фирка с мамой и поехали к Толику... Так что спасибо вам за все...

— Ой, не шел бы ты в жопу, Серега! Чего мелешь-то, бля?! Какие «спасибы»?! Ты вот чего, слушай, Серега... Фирочка с Любочкой вернутся, передай — звонил, мол, Ваня Лепехин, попрощаться хотел.

И Ваня снова налил себе полстакана коньяку...

Серега насторожился:

— Уезжаете, дядя Ваня?

И услышал в ответ:

— Ага, Серега. Уезжаю.

— Надолго?

— Дык, как сказать?.. — задумчиво проговорил в трубке голос Вани Лепехина. — Видать, навовсе.

— Это как?.. — помертвел Серега.

— Дык очень просто, — незатейливо ответил старый Ваня. — Чего Натану, тестю-то твоему, передать?

Трясущимися пальцами Серега выключил газ под кастрюлькой, с телефоном метнулся в коридор, сорвал куртку с вешалки, продолжая спокойно говорить в трубку:

— Дядя Ваня... вы, наверное, с утра приняли... Так вы прилягте, поспите пару часиков, а к тому времени Фирочка и Любовь Абрамовна вернутся от Толика и позвонят вам. А хотите, я могу сейчас к вам приехать...

... Ваня прижал к уху трубку плечом, одной рукой вылил в стакан остатки коньяку, а другой достал из спинки старого кресла охотничье ружье...

Вынул из кармана два патрона и, продолжая говорить с Серегой Самошниковым, стал заряжать двустволку...

— Сережка, хошь, я тебя счас рассмешу на хер? — весело спросил Ваня и взвел оба курка. — Дык я, как начал те бумаги на Толика оформлять, как закрутили меня по энтим ёбаным конторам, так я с ими и всю пьянку забросил, мать честная! Две недели маковой росиночки в роте не было! Только вот сегодня и разговелся...

Ваня взял со стола стакан с остатками коньяка и сказал в трубку:

— Вот счас на посошок приму полторашечку и поплыву потихоньку к Натанке, к другу моему сердешному... А Алешке, артисту нашему, напиши — дядя Ваня больше на него обиду не держит... Пусть кажный будет там, где он хочет. Как я.

... Уплывал Иван Павлович Лепехин к своему закадычному дружку Натану Моисеевичу Лифшицу в том же маленьком зальчике крематория.

Только в закрытом гробу.

Да и провожали его те же самые люди, которые были на похоронах его друга...

— А почему в закрытом гробу? — прошептала одна женщина на ухо Сереге Самошникову.

Серега посмотрел на нее и так же тихо, но безжалостно ответил:

— А потому, что когда вы стреляете себе в рот из охотничьего ружья двенадцатого калибра крупной картечью, вам разносит полголовы до совершенной неузнаваемости... И людям, провожающим вас в последний путь, на это смотреть абсолютно невозможно. Провожающих тоже нужно жалеть.

Вот когда небольшой крематорский зал, оглашаемый печальной магнитофонной мелодией, неожиданно стал темнеть...

...стены, потолок и постамент с гробом Вани Лепехина...

...начали терять свои реальные очертания и погружаться темноту...

...и Прошлое становилось зыбким, неразличимым, тонущим в уходящем Времени и неумолимо надвигающейся ночи...

...в которой мчался Сегодняшний...

В шестом купе спального вагона назревал скандал.

Мокрый, задыхающийся и взъерошенный от переживаний В.В. сидел на своем диванчике, по-восточному поджав под себя ноги, и набрасывался на Ангела:

— А вы-то где в это время были, мать вашу в душу?! На кой х-х-х... — Тут В.В. спохватился и нашел другое слово: — На кой хрен вы-то, ангелы-хранители, существуете?! Вы хоть кого-нибудь сберечь можете? Или все эти ваши святые заморочки — всего лишь понтяра вселенского масштаба?! Шизофреническое кликушество... Психопатизм, зародившийся в пустоте, в «черных дырах» человеческого сознания!..

А дальше, как в купеческой лавочке: «Айн моментик-с! Сейчас мы эту вашу пустотку заполним каким нибудь вероученьицем! В кого верить желаете? В Христа, в Аллаха, в Будду, Иегову?.. Креститься как изволите — слева направо или справа налево?.. Нет проблем! Для вас — сделаем-с!»

— Будет вам ёрничать, — неприязненно проговорил Ангел. — Знал бы, что вы так перевозбудитесь, никакого джина не предлагал бы.

— Так вы решили меня джином упрекнуть?! — возмутился В.В. — Вы же сами, предложили мне выпивку!

— Я увидел, что вы слегка расклеились, и захотел немного взбодрить вас. Я и не предполагал, что это может привести вас к такому срыву...

— Неужто вы думаете, что ваша воробьиная порция джина могла хоть как-то повлиять на меня? — возмутился В.В. — Побойтесь Бога, Ангел!..

Последовала пауза.

Ангел посмотрел на В.В. замороженными голубыми глазами, сказал серьезно, отчетливо выговаривая каждое слово:

— Я Его и так боюсь, Владимир Владимирович. Поэтому давайте не будем упоминать имя Господа в связи с такими ничтожными пустяками.