Большой куш нищей герцогини - Дарья Донцова

– Хватит уже твоего «шоко-локо-моко», перестань.

– Окейси, – неожиданно согласилась Анжелика.

То-то Катя удивилась, подумала, что девица решила нормальным русским языком пользоваться. Как же! Сели они ужинать, Катюша завела соответствующую случаю беседу:

– Анжелика, как тебе запеканка по новому рецепту?

– Шоломо! – воскликнула пакостница.

Моя подруга решила, что жена сына на еврейский перешла, не сдержала удивления.

– Шолом? Мы уже здоровались сегодня. И давай говорить нормально: «Добрый день».

– Шоломо! – повторила Анжелика. – Мне запретили произносить шоко-локо-моко, я послушалась, теперь говорю: «шоломо», из трех слов одно сделала!

И как прикажете относиться к этому чучелу?

У меня звякнул телефон, прилетело сообщение. Я переслала его Костину. Тот прочитал и кивнул. Я встала.

– На время покину вас. Скоро вернусь.

Выйдя в коридор, я соединилась с Розой Леопольдовной и спросила:

– Оба мастера завершили работу?

– Да, – сообщила Краузе, – с Какуаном Какуановичем я расплатилась. А на кофемашину денег не хватило. Алексей ждет.

Я побежала на парковку.

– Лечу на всех парах, надеюсь минут через двадцать приехать.

Иногда дороги в Москве бывают свободными. Вычислить, в какой час лучше ездить по столице, чтобы не тосковать в пробках, невозможно. Порой и в три утра можно застрять в толпе машин. Но сегодня мне повезло, до дома я добралась быстро и нашла Алексея в холле.

– Ну, наконец-то, – сказал он, – вот квитанция. Там сумма указана.

И тут только я сообразила, что у меня нет наличных.

– Что не так? – насторожился мастер.

– Деньги на карте, – призналась я.

– У меня терминал с собой, – усмехнулся Леша, – давайте пластик.

Не прошло и десяти минут, как мы с Краузе остались вдвоем и пошли в столовую.

– Скучная рулонка, но зато ею можно управлять пультом, – сказала Киса.

– Можно и за веревочку дергать, – добавила Краузе.

– Пультом интереснее, – в полном восторге заявила девочка, размахивая рукой, в которой было зажато дистанционное устройство.

Она вытянула руку вперед и нажала на кнопку. Рулон, который висел в самом верху окна, начал медленно опускаться.

– Ну, и как вам? – спросила Краузе.

Я обозрела жалюзи.

– Вроде ничего.

– Смотри, как они поднимаются, – ликовала Киса, – быстро очень.

Под аккомпанемент радостных возгласов ребенка я решила проверить исправность кофемашины, поставила в углубление чашку, ткнула пальцем в надпись «эспрессо».

Агрегат загудел, затем раздался громкий хлопок. Я вздрогнула, но не оторвала взгляда от кофеварки, которая исправно молола зерна.

– Рулонка! – ахнула Краузе.

Я повернула голову и увидела новые жалюзи в положении лежа на подоконнике.

– Упали! – расстроилась Киса.

– Сейчас верну Какуана Какуановича, – сквозь зубы прошипела я.

– Он оставил визитку на столе, – услужливо подсказала Роза Леопольдовна.

Я схватила глянцевую карточку. «Акакий Акакиевич Чеховский, ваш лучший мастер».

Негодование мигом испарилось.

– Он не Какуан Какуанович, – стараясь не расхохотаться, объяснила я Краузе, – учитывая фамилию, дед парня считал себя родней Антона Павловича Чехова, наверно, он назвал сына и внука в честь героя повести «Шинель».

– Для меня косорукий пенсионер навсегда будет Какуаном, – отрезала Краузе, – напортачил и ушел. Что за звук?

Я услышала громкий свист, стук, посмотрела в ту сторону, откуда шел шум, и поняла, что его издает кофемашина. Она уже не стояла неподвижно, тряслась, ерзала на месте, а потом, издав нечеловеческий вой, начала медленно подниматься в воздух.

– Мама, – взвизгнула Краузе и, схватив Кису, нырнула под стол.

Я же кинулась в коридор, вслед мне несся рык разъяренного носорога, но через пару секунд он стих. Я осторожно заглянула в столовую, выдохнула, двинулась в зону кухни, и тут из арки, через которую я собиралась пройти, вылетело нечто огромное и блестящее. Оно неслось прямо на меня. Со скоростью юной обезьянки я юркнула за кресло, закрыла голову руками и пожалела, что не знаю ни одной молитвы. Что принято говорить в момент опасности? «Добрый Боженька, брось мне с небес каску, хочу прикрыть буйную головушку?» Раздалось оглушительное: бабах! Потом стало так тихо, что я испугалась еще сильнее.

– Лампа, – прохрипел чей-то бас, – вы живы?

– Да, – откликнулась я. – Кто со мной разговаривает?

– Роза Леопольдовна.

– Что у вас с голосом? – испугалась я, вылезая из-за кресла и оглядывая пейзаж.

Вид столовой меня впечатлил. Помните картину «После побоища Игоря Святославича с половцами» кисти великого художника Виктора Васнецова? Наша столовая выглядела как поле, на котором только что закончилась сия отчаянная битва.

– Что произошло? – выпалила я.

Краузе высунула голову из-под стола и закричала:

– Когда загудело, я сразу поняла: случится катастрофа, схватила Кису, спряталась вместе с ней, но решила понаблюдать из укрытия за развитием событий! Представляете…

Краузе перешла в верхний регистр.

– Машина как подпрыгнет! Как заорет! Как крякнет! Верхняя крышка отвалилась! Изнутри вылетела какая-то фигня. Она стала метаться по кухне, крушить все, что видела.

– У фигни глаз нет, – вставила свои пять копеек Киса, выползая из укрытия, – она железяка. Носилась туды-сюды. Вжик-брык!

– Туда-сюда, – машинально поправила я.

– Затем фигня врезалась в холодильник, помяла дверцу, плюхнулась на пол, расколошматила плитку, подскочила и как… о стол, – продолжала кричать няня, вылезая из-под стола, – я думала, что и он… на фиг! Но тут воцарилась тишина.

– Что такое «… на фиг»? – спросила Кисуля.

– Господи, – всплеснула руками Краузе, – ну и денек выдался сегодня. Со всех сторон приключения! Одно похлеще другого. Детонька, где ты слышала выражение, которое воспитанные люди не то что произнести не могут, но даже знать не должны?

Киса заморгала.

– Так ты его сама только что сказала.

Краузе опешила.

– Я? Да быть того не может. Вот мой прадедушка, тот мог загнуть такой оборот. Но я никогда! Немедленно забудь эти слова. Сию секунду выкинь их из головы.

Как у всех людей, у нашей няни есть недостатки, но они настолько мелкие, что и упоминать их не стоит. А вот достоинств у нее много. Главным, на мой взгляд, является ее честность. Роза Леопольдовна никогда не врет. Если она разбивает очередную чашку (вот вам ее пустяковый недостаток – бить посуду), то честно говорит: «Простите, опять кружечку кокнула». Искать причины, по которым чашка вывалилась из рук, оправдывать себя Краузе не станет, воскликнет: «Экая вам попалась неуклюжая няня. Вечно из рук все вываливается». И конечно, Роза Леопольдовна никогда не матерится. Сейчас я смотрела на удивленное лицо няни и понимала: она искренне уверена в том, что не произносила ругательств. И я понимаю: просто в момент сильного стресса в ней ожил ее прадедушка, это он от души высказался.