Проклятие Батори - Линда Лафферти

– Да, графиня.

– Вернешься, когда полностью выздоровеешь. И ни минутой раньше.

– Но кто же будет прислуживать при вашем туалете?

Графиня помолчала в нерешительности. Провела пальцем по лицу, рассматривая в зеркале кожу.

– Пришли сюда Виду. Пусть прислуживает мне, пока ты снова не поправишься.

Зузана побежала по холодному коридору за Видой. Та еще валялась на своем тюфяке, в ее черных волосах застряла солома.

– Скорее просыпайся! Причешись. Сегодня утром тебе выпала честь прислуживать при утреннем туалете графини.

Вида еле встала на ноги, и Зузана увидела, как ее лицо исказилось страхом.

– Я! Ухаживать за кожей графини? Но она велела никогда больше не подходить к ней…

– Я разложила все мази и пудры. Могу тебя научить. Сначала берешь клочок шерсти ягненка и очищаешь кожу маслом из серой амбры…

– Зузана! Я ведь слышала, как она набрасывается на тех, кто ей не по нраву. Однажды она в кровь расцарапала лицо девушке, которая случайно дернула ее за спутавшуюся прядь волос.

– А ты не дергай. Ты должна без умолку говорить комплименты, развлекать ее, потакать во всем перед зеркалом. После масла из серой амбры – береги его, оно дорогое – приложи специальную грязь, что я приготовила в малиновом стеклянном кувшине. Эта грязь делает кожу белой. Оставь ее на четверть часа, чтобы грязь сотворила свое чудо. Потом смой розмариновой водой. Она в синей фляжке. Потом…

* * *

Собравшись с духом, Вида подошла к двери, ее сердце было готово выпрыгнуть через горло.

– Графиня, я имею удовольствие…

– Где ты болталась столько времени?! Огонь в камине погас. Я замерзла и, вероятнее всего, заболею, как та несчастная изъеденная оспой девка, что оставила меня здесь.

– Госпожа, я пришла тотчас же, как только усвоила все наставления Зузаны, – побелев, проговорила Вида. Она поспешила к камину и подкинула на еле тлеющие угли сухого хворосту. – Сейчас разгорится, – сказала девушка, раздувая огонь.

– Эй, девка, принеси мне скорее горностаевый мех! – велела графиня, поеживаясь.

Вида посмотрела на угли, все еще тусклые и не желающие разгораться. Веточки хвороста только дымили. Графиня закашлялась и замахала рукой, отгоняя дым.

– От тебя действительно никакого толку. Мои меха, сейчас же…

– Да, графиня.

Вида открыла кедровый сундук и, вытащив гладкую меховую мантию, обернула ею плечи Эржебет.

Батори увидела в зеркале, как мягкие белые руки служанки поправляют мантию, и при этом слегка коснулись ее руки.

Маленькие белые руки, упругие от своей юности. Белые, как фарфор. Совершенные, как у куклы.

Она посмотрела на свои и спрятала их под горностаевой мантией.

– Неуклюжая девка! Как посмела ты коснуться меня своими мужицкими руками?

– Простите…

– Принеси мне горячего пряного вина. Кипящего, дымящегося. Сейчас же!

– Да, графиня.

Графиня Батори рассматривала в зеркале лицо девушки. Ее кожа была безупречна и влажна, как у многих словацких служанок. Щеки разрумянились от возни у камина. Молодая грудь трепетала, как раненая птица, которую графиня однажды, еще девочкой, держала в руке. Птичка налетела на свинцовое стекло замка в Эчеде, где графиня жила в детстве.

Она держала птичку в руках и рассматривала ее. Потрясенная птаха открытым клювом хватала воздух. Через несколько мгновений она пришла в себя и часто задышала от страха. Эржебет сжала ее и улыбнулась, ощутив пальцами биение маленького сердечка.

Глаза графини похолодели, и их янтарный цвет напугал служанку.

Она все сильнее сжимала птичку, пока крохотное сердечко не остановилось.

– Разве я не велела тебе разжечь огонь? Не говорила, что замерзла до костей? Что с тобой, глупая, тупая девка? – прошипела она. – Будешь наказана. Я скажу поварихе Броне, чтобы не давала тебе есть. Ты кажешься мне слишком толстой и ленивой.

– Да, графиня. Я разожгу огонь и попрошу принести горячей медовины, чтобы прогнать холод.

Девушка опустилась на колени у камина и стала что было сил раздувать огонь. Хворост разгорелся. Она стала подкладывать одну за одной хворостины, а потом выбежала в дверь.

За дверью она наткнулась на Зузану.

– Она терпеть меня не может! – заплакала Вида. – Она велит поварихе уморить меня голодом.

– Я все слышала, – сказала Зузана, вытирая нос промокшим носовым платком. – Я все время прижимала ухо к двери.

– Тогда принеси медовины, скорее! – воскликнула Вида. – Мне нужно вернуться, пока огонь снова не погас.

– Сначала масло из серой амбры, – через плечо крикнула Зузана, убегая по коридору. – Следи за всем, что делаешь, и не капни чем-нибудь на ее горностаевую накидку, а то тебе крышка!

Аспен, штат Колорадо

8 декабря 2010 года

– Интересно, что ты делаешь во время солнцестояния? – спросил Кайл, останавливаясь у шкафчика Дейзи. – Что делают готы в свой особый праздник?

Дейзи не встречала его с тех пор, когда он врезался в нее на Рио-Гранде-трейл.

– Тебя ведь зовут Кайл? Верно?

Он покачал головой.

– Ты и так знаешь. Мы с августа учимся в одном классе. Не дури!

Дейзи обиженно задрала подбородок. Неужели он предполагал, что она помнит его имя? У них ведь ничего общего. Он спортсмен, она готка. И точка.

– И все-таки ты не ответила на вопрос. Что ты делаешь?

– В солнцестояние? Парень, до него ведь еще пара недель.

– А вообще что вы, готы, делаете?

– Да ничего особенного, – ответила она, захлопывая свой шкафчик. – Слушаем музыку, можем встречаться с друзьями-готами. Сидим дома и канализируем энергию.

Он вроде бы был разочарован, и Дейзи не поняла, почему ее это задело.

– В полночь идем на кладбище, – сочинила она.

Его лицо просветлело. «Как долбаная рождественская елка», – подумала девочка.

– Эй, а можно пойти с вами?

Дейзи многозначительно покосилась на него. «Какого хрена?» – явственно говорил ее взгляд.

– Зачем? Ты не из готского сообщества, – произнесла она вслух

– Может быть… но мне любопытно. И я читаю твой блог про все эти готические дела.

У Дейзи отвисла челюсть, отчего густой белый макияж сморщился. Что этому парню известно про нее? И почему он заинтересовался?

Дейзи огляделась, не слушает ли их кто-нибудь посторонний.