Главный противник. Тайная война за СССР - Николай Долгополов

Идея создания атомного оружия витала в воздухе. Над ней задумывались и в США, и в Англии, и в Германии, да и у нас тоже. Но там дело поставили на государственные рельсы: им занимались специально созданные правительственные организации. В СССР ограничились учреждением неправительственной Урановой комиссии в системе Академии наук. Ее задачей стало изучение свойств ядерного горючего — и все. С началом войны комиссия прекратила существование. Между ней и разведкой никаких контактов не было.

Квасников не знал, что есть Урановая комиссия, комиссия и не подозревала, что существует новорожденная научно-техническая разведка. Зато он знал о работах наших ученых, о тенденциях в странах Запада. Выстраивалась стройная система: пора браться за атомную разведку. И родилась директива, на которую откликнулись люди из «Кембриджской пятерки».

Таким было начало. Задания технического профиля резидент Горский передавал уже мне.

Англичане шли в ГПУ добровольно.

— Владимир Борисович, а нельзя ли узнать о ваших личных контактах с агентами поконкретнее? Вы завербовали ученых-атомщиков? Как? Кем были эти люди?

— Ну, не все было так примитивно. Обрабатывая доклад Маклина, я впервые столкнулся с атомной проблематикой, это и заставило меня засесть за учебники. Я принял на связь человека, который пришел к нам сам, безо всякой вербовки, желая помочь и исправить несправедливость.

— Коммунист? Борец за социальные права? Ведь по вашим правилам работать разведчикам с членами компартий было запрещено.

— Коммунист, но в войну было не до этих самых правил! А несправедливость, по его мнению, заключалась в том, что от русских союзников утаивались очень важные работы оборонного значения. На первой встрече он мне начал с таким воодушевлением что-то объяснять, а я лишь имел представление о строении ядерного ядра и, пожалуй, не более.

— Это был Фукс, который потом и выдал все атомные секреты?

— Нет, не Фукс. Совсем другой человек. И спрашивает он меня: «Вижу, из того, что я говорю, вы ничего не понимаете?» Признаюсь: «Ну, совершенно ничего». Мне вопрос: «А как вы думаете со мной работать?» И тут мне показалось, что я выдал гениальный по простоте вариант: «Буду передавать вам вопросы наших физиков, вы будете готовить ответы, а я — отправлять их в Москву». И здесь я получил: «Так, мой юный друг, не пойдет, потому что я хочу в вашем лице видеть человека, который понимает хоть что-то из сведений, которые я передаю, и может их со мной обсудить. Идите, — приказывает мне, — в такой-то книжный магазин, купите там американский учебник «Прикладная ядерная физика», мы с вами его пройдем, и вам будет после этого значительно легче иметь со мной дело». Я тоже иного выхода не видел. На мне висели все мои заботы, как кружева, но за учебники я засел. И когда уже вскоре этот человек мне сказал, что со мной можно иметь серьезные дела, я был счастлив.

— Насколько понимаю, информация передавалась бесплатно?

— Абсолютно. Он не только сообщал мне технические данные, но еще и втолковывал смысл, чтобы я уразумел, о чем идет речь. Я составил собственный словарик, который страшно пригодился. Термины все были новые, неслыханные. А люди эти не стоили казне ни фунта — народ инициативный, мужественный, считал помощь Советам моральным и политическим долгом. Касается это, понятно, не одних атомщиков. Когда принимал на связь первого человека, то знал: он радиоинженер. Но как вести себя с ним, как наладить контакт? Однако мы сразу поняли друг друга. Он представления не имел, кто я и о чем собираюсь просить. Рассказал мне: «У нас в Королевском морском флоте создана специальная антимагнитная система для защиты судов от немецких мин. Перед вами встанет такая же проблема, и я принес подробную информацию, как это делается, из каких материалов. А вот схемы, чертежи…» И со всеми людьми, нам помогавшими, отношения были хорошие, чисто человеческие.

— И никто не брал денег?

— Ну, говорю же вам. У меня на связи было… человека (число, по договоренности с собеседником, не называю, но оно совсем немалое. — Н.Д. ) Правда, не все сразу, а в общей сложности. Но бывало, что человек 15–18 в одно время.

— Владимир Борисович, а тот человек, который сам пришел к вам и просветил нашу разведку и Курчатова относительно секретов немирного атома, — он так и останется для нас мистером Икс?

— Даю стопроцентную гарантию. Имен наших агентов не называли и называть не будем. А тех, кто вышел, как мы говорим, на поверхность, пожалуйста. И добавлю, Курчатов был и без мистера Икс ученым исключительно просвещенным.

— А Икс? Он был известным ученым?

— Не очень. Но непосредственно участником важных исследований. Атомную проблему решали крупнейшие университеты — Эдинбург, Ливерпуль… Да, Икс был в курсе.

— А после войны он сотрудничал с вами?

— С нами. Работал, работал.

— И так же безвозмездно?

— Так же.

— Долго?

— Ну, еще годика три. Затем перешел на преподавательскую работу и некоторые свои возможности потерял. Поддерживал с нами контакты время от времени, однако отдачи от него уже практически не было.

Вот такой получился Фукс

Дело советского атомного шпиона, вернее, агента-помощника, разведчика Клауса Фукса выбивается из общего ряда. Немецкий антифашист и ученый-атомщик передавал ядерные секреты откуда только мог. А судьба забрасывала его, сбежавшего из фашистской Германии, и в американскую атомную колыбель Лос-Аламос, и в британские ядерные центры. Ему не хватало гениальности Оппенгеймера, Бора или Теллера, однако сведения Фукса оказались бесценны. Их ущерб и наш выигрыш в деньгах, а также во времени не измерить никакими миллиардами.

Но, попав в 1950 году в английскую тюрьму, Фукс был оставлен, точнее, брошен, на произвол судьбы. Отсидев девять лет из щедро «отпущенных» ему британской Фемидой четырнадцати, Фукс был освобожден в июне 1959-го за примерное поведение, тотчас уехал в Германию, совсем не Западную. Англичане предлагали Фуксу остаться работать у них. Он же попросил отвезти его прямо из тюрьмы в аэропорт и рванул в Восточный Берлин. Ему шел 49-й год. Но и в дружественной нам ГДР советские товарищи за все годы ни разу не пытались хоть чем-то отблагодарить героя.

Первым это сделал соратник Барковского, тогда уже отставной полковник Феклисов в 1989 году (!). По собственной инициативе и, увы, после смерти ученого. А немец ждал, как рассказала его вдова Маргарита Фукс, до последнего. И еще оправдывал русских друзей, объясняя супруге, а может, и себе, что никого из советских, с кем сотрудничал, в живых, наверное, не осталось… Что же произошло?

Барковский знает. У него своя версия. Я лишь изредка перебивал Владимира Борисовича. Он профессионал, практик и историк. Я — писатель, старающийся разобраться в запутаннейшем лабиринте советской атомной разведки. Что мое мнение по сравнению с его? И все-таки здесь наши точки зрения не всегда совпадали.

Но слово Барковскому: