Письма императора - Валерия Вербинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– По правде говоря, я не думала в таком ракурсе, – призналась Амалия. – Значит, именно по этой причине он столь упорно таится от всех, даже от своих… э… подданных?
– Вы правы.
– И тем не менее, как бы тщательно он ни скрывался, хоть что-то все-таки должно быть о нем известно, – настаивала Амалия. – Что, например, знаете вы, ваше сиятельство?
Шереметев улыбнулся.
– Амалия Константиновна, если уж даже ваш знакомый из числа парижских воров не смог вам сообщить ничего конкретного, почему вы думаете, что мне должно быть известно больше? – Амалия смутилась и хотела уже извиниться, но граф поднял руку. – Конечно, иногда до меня доходили кое-какие слухи, но…
– Что за слухи? – заинтересовалась баронесса.
– Думаете, они вам помогут, Амалия Константиновна? Извольте. Так вот, принц воров необыкновенно смелый человек, прекрасно стреляет, отменно фехтует, ловкий вор, само собой, и непревзойденный хитрец. Полиция уже долгое время пыталась поймать его, и только комиссару Папийону это почти удалось.
– Почти? – подняла брови Амалия.
– Да. Комиссар распространил слух, что в некоем бронированном поезде будут перевозиться вышедшие из обращения золотые монеты для последующей их переплавки. Такой куш был бы как раз достойной добычей для принца воров, и он действительно попался на приманку. Разумеется, никаких денег в поезде не было, зато имелся вооруженный до зубов отряд полицейских, которым приказали следить в оба и стрелять во все, что покажется им подозрительным. – Граф мечтательно зажмурился. – И что ж? Принца заманили в ловушку, да только он с легкостью сумел выбраться оттуда. Ну, не то чтобы с легкостью, по правде говоря, но все же он ускользнул и оставил Папийона с носом, хотя комиссар все-таки сумел его ранить. После этого примерно полгода о принце воров не было никаких вестей, а теперь он опять объявился, причем в самом не подходящем для нас месте.
– Вот как? – задумчиво проговорила Амалия. – Знаете, мне не дает покоя один вопрос. Зачем все-таки принцу воров письма императора? Это не деньги, не драгоценности, а бумаги, имеющие лишь политическое значение. Так для чего они могли понадобиться Перваншу?
Шереметев невесело улыбнулся.
– Вы забываете о том, сколько письма стоят, Амалия Константиновна, – отозвался он. – Вот вам и ответ на ваш вопрос.
Амалия покосилась на графа:
– Думаете, принц воров действовал по чьему-то поручению?
– Думаю. И даже убежден в этом, – твердо ответил Шереметев. – И теперь, баронесса, когда мы с вами наконец во всем разобрались, я приставлю своих людей к Даблдэю, Гарденбергу и еще кое-каким вредным людишкам, которые могут стоять за спиной этого любителя барвинков. И если они с ним связаны, – Шереметев хищно улыбнулся, – им несдобровать.
– Да, пожалуй, – согласилась Амалия, – хорошо бы проследить за всеми возможными покупателями, тем более что на деле их число не так уж велико. Теперь вот что, ваше превосходительство. Мне хотелось бы знать, до какого предела я могу повышать цену. Посудите сами – я ведь встречаюсь с Перваншем не ради его прекрасных глаз, а для того, чтобы выкупить письма императора. Пока у меня только семьдесят пять тысяч франков, и из них две я обещала человеку, который сводит меня с принцем воров. Что, если Перванш запросит много больше, к примеру, сто тысяч? Как мне поступать в таком случае?
– Просите отсрочку, – коротко ответил Шереметев. – Деньги у вас будут. Любые деньги, баронесса.
– Любые? – переспросила Амалия, решив, что ослышалась или не так поняла своего собеседника.
– Любые, – повторил граф, поднимаясь с места. – Итак, Амалия Константиновна, помните: я рассчитываю на вас. Как только вы переговорите с этим воровским прохвостом, доложите мне, к чему вы пришли.
– Всенепременно, ваше сиятельство, – отвечала Амалия.
– Буду ждать. – И граф Шереметев, откланявшись, удалился.
В полдень в саду Тюильри. В по-олдень…
В воскресенье, оставив присланных Шереметевым агентов приглядывать за домом на случай возможного появления настырного инспектора Готье, Амалия оделась в бледно-розовое платье, взяла с собой кисейный зонтик от солнца и, выйдя из особняка, направилась к месту встречи.
Стояло великолепное июньское утро. В небе – ни облачка. В сердце – ни тени печали. Лошади, экипажи, витрины, лица прохожих, деревья – все омыто ярким солнечным светом, все словно пронизано им. Дети пускают в ручейке бумажные кораблики; желтая собака, виляя хвостом, стоит у мясного прилавка и с умилением смотрит на разложенные на нем куски… Амалия почувствовала, что ей хочется улыбаться. Даже хочется смеяться во все горло, забыв о приличиях. Покачивая элегантным зонтиком, она скользила сквозь толпу, почти не задевая прохожих, – юная, очаровательная, настоящая дама до кончиков ногтей. И никто из тех, кто провожал ее в эти мгновения одобрительным взглядом, даже не догадывался, что она идет на встречу с принцем воров, некоронованным повелителем уголовного мира.
Но вот и сад Тюильри, в котором звенит детский смех и бренчит чья-то шарманка, по аллеям которого ходят холеные дамы и господа и разносчики с лотками, предлагающие свой товар. Казалось, здесь собралась добрая половина Парижа, и Амалия невольно похолодела, завидев несметное количество народу. Но отступать уже было поздно, и она храбро вошла в сад.
Дамы с собачками и с мужьями; кружевная сень листвы; бабочки, исполняющие в воздухе над цветами какой-то сложный танец; няньки с детьми… дети с родителями… дети сами по себе… а вон под лавкой дремлет черный кот с белой манишкой. Гул, гомон, где-то смеется женщина, и в ее смехе слышны чуть истерические нотки. И, как будто этого мало, на другом конце парка раскинулись балаганы, и горластые зазывалы вовсю заманивают доверчивый народ поглазеть на глотателя огня, на метателя ножей и на трехметрового человека. Подходите, господа, подходите, не пожалеете!
Большие часы показали ровно полдень, и Амалия, немного растерявшаяся в праздничной толчее, попыталась собраться с мыслями.
«Франсуа передал – в саду Тюильри в двенадцать. Прекрасно. Вот он, сад Тюильри, и вот она, я. Теперь остается только ждать».
Легко сказать! По натуре Амалия, несмотря на всю свою рассудочность и внешнюю уравновешенность, была человеком нетерпеливым. Если она чего-то желала, то ей необходимо было добиться этого в тот же момент.
Она побродила по дорожкам, погладила кота, посмотрела на играющих детей. Время ползло невыносимо медленно, и в четверть первого наша героиня совершенно отчаялась.
«Глупо было доверять такому мошеннику, как Франсуа, – размышляла Амалия. – Он мог придумать сегодняшнее рандеву, чтобы попросту отвязаться от меня и заставить торчать тут, на солнцепеке, пока он в каком-нибудь кабаке надрывает живот, думая о том, как ловко меня обманул. Ждите, мол, вашего принца, дорогая баронесса, в саду Тюильри хоть до второго пришествия!»