Опыт нелюбви - Анна Берсенева

– Не спишь? – сказала Сашка, входя в квартиру. – Давай кекс испечем. Так захотелось что-то! Помнишь, как мы на Большой Садовой портвейн покупали и бутылку в лаваш заворачивали, чтобы родители не заметили? Я сегодня вспомнила.

Связь между портвейном, который они в десятом классе действительно заворачивали в лаваш, и желанием испечь кекс перед полуночью уловить было трудно. Но логические связи – это было последнее, что могло иметь значение для Сашки. Не то что ее поступки были нелогичны, просто логика у нее была особенная, прихотливая, и в прихотливости своей, в неочевидности очень увлекательная. Для Киры – точно.

– Ух ты, какой! – Сашка заметила Кирин букет. – Кто тебе подарил?

– Откуда ты знаешь, что мне? – пожала плечами Кира. – Может, папе.

Когда папа время от времени читал лекции на филфаке, это вызывало такой ажиотаж, что восторженные студентки вполне могли подарить ему букет. Запросто!

– Ага! – усмехнулась Сашка. – Букет подарили папе, а смятение в глазах – у тебя. Так не бывает. Колись, Кирка – кто?

В темно-серых Сашкиных глазах сверкало уж точно не смятение, а явное любопытство. Да и было от чего: Кире никто никогда не дарил цветов. Ни разу в жизни. Признаться в этом кому-нибудь было бы в тридцать лет невыносимо стыдно. Но, во-первых, Сашка не кто-нибудь, а во-вторых, ей и признаваться не надо: она сама прекрасно это знает.

– Начальник подарил, – вздохнула Кира. – То есть он не начальник еще, но, может, будет.

– Ну да!

– А что такого?

– Да совсем ничего такого! Каждый начальник каждый вечер дарит каждой своей сотруднице по здоровенному букету. Обычное дело.

– Он мне с предложением на работу его подарил, – возразила Кира. – Просто как любезность.

– Красивый?

– По-моему, ужасный.

– Да ты что!

– А что ты так удивляешься? Сама, что ли, не видишь? Безвкусица полная.

– Да не букет! – засмеялась Сашка. – Начальник – красивый?

– А вот он на букет как раз и похож. Нет, не красивый. Нет.

Сказав это, Кира вспомнила рубленое лицо Длугача, маленькие его внимательные глаза – и почувствовала, как странная горячая волна заливает ее изнутри.

Она не могла думать о нем отстраненно. Она думала о нем со смятением, и именно это смятение сразу разглядела в ее глазах Сашка.

В ответ на Кирины слова она засмеялась и сказала:

– Кирка, не будь дурой! Дай ему – потом разберешься.

– Что значит – дай? – возмутилась Кира. – У него и в мыслях этого нет!

– У всех мужчин это в мыслях есть, – махнула рукой Сашка. – Я в Лондоне книжечку купила, любовнику подарю. Прелестная, скажу тебе, книжечка! Называется «О чем думают мужчины». На первой странице написано: «Мужчины думают о сексе». Со второй страницы по двухсотую – белая бумага.

– Но это же просто шутка. – Кира улыбнулась. – Английский юмор.

– Кирка, клянусь тебе: это чистая правда.

– По-твоему, все мужчины – животные?

– Почему же? Всё, о чем они думают дополнительно, каждый из них может записать на двухстах страницах. В индивидуальном порядке. Но о сексе они думают все. Без исключения. Это их объединяющее качество.

– Ну, я не знаю…

– Так знай. И дай ему сразу же, как только попросит. И постарайся, чтобы поскорее попросил. Все усилия к этому приложи.

– Саш, ну что ты говоришь?.. – смущенно пробормотала Кира.

– Это ты – что? Что ж ты так на ошибки-то скупишься! – воскликнула Сашка. – Тебе тридцать лет, соображаешь? Уже триста пятьдесят раз надо было голову потерять! Не говоря про невинность.

– Но я же не потеряла, – вздохнула Кира. – Ни голову, ни… О чем-то это говорит же.

– Вот и теряй наконец, – распорядилась Сашка. – Красивый, некрасивый – какая разница? Он тебя волнует, это невооруженным глазом видно. А букет, кстати, не такой уж плохой. Только составлен бестолково. Пошли! – Сашка взяла букет и направилась в кухню, на ходу скомандовав Кире: – Принеси две вазы. Нет, лучше три.

Когда Кира вошла в кухню с вазами, Сашка уже сняла с букета золотую бумагу, разобрала его на отдельные цветки и разложила их в три кучки.

– Так-то лучше, – сказала она. – Правда?

Не признать ее правоту было невозможно. Огромный букет, действительно бестолковый, преобразился совершенно. Даже непонятно было, как Кира сама не разглядела в нем таких очевидных возможностей.

Кремовые, лимонные и белые розы, обрамленные прозрачной зеленью, Сашка поставила в бабушкину китайскую вазу.

Желтые, красные, оранжевые герберы перемежались остролистыми блестящими ветками, похожими то ли на свежий лавр, то ли на молодые чайные кусты, – они отправились в обливную керамическую крынку.

Последний букет, в котором лилии сияли нежной белизной среди пестрых полевых цветов – и как только Кира не сообразила, что они именно полевые? – Сашка поставила в вазу муранского стекла.

– Ну вот, – сказала она, любуясь делом рук своих. – Практически букет Офелии. Какие она там цветы перебирала?

– Розмарин. Анютины глазки, водосбор, – машинально ответила Кира. – Рута, ромашки. Богородицына трава. Да ну тебя, Сашка! При чем здесь Офелия?

Сашка засмеялась и пропела:

– «Он встал, оделся, отпер дверь, и та, что в дверь вошла, уже не девушкой ушла из этого угла»! Смотри не утопись только.

Кира не выдержала и расхохоталась. Растерянность и смятение наконец отпустили ее и показались несусветной глупостью.

«Как же я всего этого сама не увидела?» – подумала она, разглядывая три таких разных букета, которые все-таки были – одно, единое.

Сашка тем временем сняла с кухонной полки деревянную миску, высыпала в нее содержимое принесенной с собою стеклянной банки, залила водой из чайника и быстро перемешала длинной ложкой.

Это было давнее обыкновение семейства Иваровских – вот так вот приносить с собой в гости банку, из содержимого которой в минуту можно приготовить тесто, или салат, или даже жаркое. Сашка эту семейную привычку усвоила.

– Это у нас будет кекс, – сказала она, выливая тесто в глубокую чугунную сковороду без ручки, которую успела уже застелить пергаментной бумагой, лежавшей в банке поверх ее сыпучего содержимого. – Через полчаса испечется. – Она задвинула сковороду в духовку и спросила: – Кирка, у тебя вино есть? А то мне лень было в магазин тащиться, а дома только вода в кране.

С тех пор как Сашкины родители перебрались в Швейцарию, где ее папа Андрей Иванович разрабатывал какую-то научную штуку под названием «адронный коллайдер», которое произнести могла одна только Кира, – квартира Иваровских стала выглядеть неуютно. Она словно застыла в воспоминаниях о прошлом. Кира чувствовала это каждый раз, когда приходила туда, и чувствовать это было грустно, потому что прежде здесь не воспоминания жили, а счастье и душа. Даже странно, что Сашка, с ее-то разнообразными фантазиями и, главное, с бьющим через край жизнелюбием, не умела самостоятельно вдохнуть душу в свои же родные стены.