Король жил в подвале и другие сказочные истории - Константин Арбенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внучка выслушала бабушку и последовала её совету. Она и вправду стала любить даже самые неудачные свои ноты. И с тех пор, если она фальшивила, сверху падали апельсины, яблоки, персики, словом, фрукты в ассортименте. Фея была очень довольна. Она готовила из всего этого варенье и приговаривала себе под нос:
– Кто бы мог подумать! Оказывается, не только волшебство, но и самый обычный совет может принести ощутимые плоды – даже в буквальном смысле.
На канале Грибоедова жили-были два друга – Мойкин и Фонтанкин, оба – волшебники. Поскольку в обществе они появлялись исключительно вместе, то их все путали.
– Постойте, – говорили, – Мойкин – это тот, который живёт слева от Грибканала?
– Да нет, тот, который слева, это Фонтанкин, а Мойкин живет справа. Хотя…
Дело всё осложнялось тем, что один из них работал добрым волшебником, а другой – злым. И получалось вот что. Запишется какой-нибудь хороший человек на приём к доброму волшебнику, а попадает к злому. А злодей, которому нужно проконсультироваться в очередной пакости, неожиданно для себя попадает к волшебнику доброму. Переадресовывать же каждого клиента было невозможно – слишком многие ошибались, – поэтому Мойкин и Фонтанкин по взаимной договорённости разбирались с каждым человеком своими методами. От этого путаница приняла уже вовсе глобальные масштабы. Если раньше люди делились на плохих и хороших, то теперь в городе всё перемешалось: добряки, бывало, совершали злые поступки, дурные люди творили добро, умники делали глупости, дураки поступали мудро.
Посмотрели Мойкин и Фонтанкин на всё это безобразие и приняли кардинальные меры: поменяли себе фамилии и сменили места жительства. Тогда кое-что прояснилось; люди запомнили, что Фонтанов – это тот, который проживает в Петергофе, а, стало быть, Помойкин – который обитает в Колпине. Да вот незадача: кто из них добрый волшебник, а кто злой – этого так никто и не запомнил. И поэтому путаница продолжается.
Жил один юноша, некто П. Всем он был хорош, только обе руки у него были правые. Нюанс небольшой и для чужих глаз неприметный, но на практике выходило не очень удобно. Самое печальное, что этот П. не мог ни одну женщину по-человечески обнять – только наполовину, вторая рука в это время цепляла за спиной какую-нибудь другую женщину. И хорошо, если женщину!
Но вот однажды в объятие одной из его правых рук попалась некто Л. Эта Л. оказалась необыкновенно красива. У неё были длинные и стройные ноги, их не портило даже то, что обе они были левые. Правда, саму Л. это обстоятельство несколько тяготило: ей трудно было ходить по прямой, ноги постоянно уносили влево, она попадала под машины, врезалась в стены домов, в двери, в водосточные трубы, в других мужчин. П. с нею порядком намучился, но отпускать не хотел – очень Л. ему понравилась.
И выход нашёлся: П. взял возлюбленную на руки – и понёс. Тогда и Л. больше не заносило, и П. нечем стало цеплять посторонних женщин. По всему выходило, что П. и Л. созданы друг для друга. И хоть на практике из-за их нестандартных конечностей частенько возникали самые нелепые ситуации, но наши герои твёрдо решили отныне жить вместе. На свадьбу купили жениху два кольца – на каждую руку, а невесте две пары туфель. Левые туфельки она надела, а правые оставили будущим детям – под рождественские подарки.
Некто Гриша Нычкин, холостой, из разнорабочих, выиграл в лотерею скатерть-самобранку. Принёс её домой, расстелил на тумбочке, разгладил ребром ладони сгибы и заказал для начала шкалик и жареной картошки. Выпил, закусил. Качество продуктов Нычкину понравилось, простота в обхождении тоже. Повторив шкалик, свернул он самобранку в рулон, сунул под мышку и пошёл к своему приятелю Петру Давыдычу. По дороге прихватил старика Двоякина. Сели втроём на кухне, расстелили скатерть и айда делать заказы: три бутылочки водки, портвейн и огурцы солёные. Съели всё это, стали ради эксперимента придумывать, что бы ещё такое заказать. Извлекли из самобраных закромов щи, макароны по-флотски, бутылку самогонки… На этом гастрономические познания приятелей иссякли.
На следующий день Нычкин взял у соседки Вали поваренную книгу, вспомнил грамоту, прочитал несколько названий блюд и заказал их на три персоны. Съели заказанное с удовольствием, запили перцовочкой. Старика Двоякина с непривычки стошнило, но в целом идея понравилась. Стали с тех пор собираться каждый вечер у Петра Давыдыча и пробовать разные блюда из поваренной книги. Много нового для себя открыли – и в смысле всякой еды, и в смысле разнообразных горячительных напитков. Петр Давыдыч даже научился держать столовые приборы, Нычкин стал покупать журнал «Мой желудок» и читать его от корочки до корочки, а старик Двоякин, чтобы как-то скрасить ожидание горячих блюд, пристрастился к аперитивам…
Но как только истёк её гарантийный срок, самобранка стала барахлить. Может быть, сказалось то, что приятели ссыпали прямо в неё немытую посуду после трапезы, а может, опытный образец не рассчитан был на такие изысканные заказы, только факт однозначен: испортилась вещь. Соседка Валя простирнула прибор в стиральной машине, но после этого скатерть и вовсе перестала подавать блюда, в ответ на заказ только дымилась и плавилась по краям. Делать нечего, повесил Нычкин изделие на стенку, а питаться стал по старинке – грубо и нерегулярно. Первое время было тяжело, старика Двоякина с непривычки сутки тошнило, пока Петр Давыдыч не подлечил его водочкой. В общем, скоро всё вернулось на круги своя, и о самобранке больше не вспоминали – вытирали об неё руки, прикалывали к ней значки и вымпелы, но ассоциаций не возникало.
Повезло только соседке Вале: её стиральная машина стала вдруг вместо воды сливать какой-то хитрый ливерный фарш, из которого получались отменные котлеты и вполне сносная колбаса.
В одном общежитии на вахте посменно дежурили две старушки. Одна из них, Полина Кузьминична, была доброй волшебницей, а другая, Инесса Романовна, – злой колдуньей. Все студенты знали: когда дежурит Полина Кузьминична, то можно и опоздать на полчасика, и с гостями засидеться, но если на вахте Инесса Романовна – лучше дисциплину не нарушать. Колдунья с нарушителями не церемонилась: ровно в 23.00 она стопорила турникет и всех загостившихся и опоздавших на отбой недорослей попросту превращала в тараканов. Кстати сказать, именно поэтому студенты не уничтожали у себя тараканов: боялись, как бы не прихлопнуть по случайности какого-нибудь пострадавшего товарища. Студенты изо всех студенческих сил старались соблюдать распорядок, но дело-то их было молодое – и постояльцев в общежитии становилось всё меньше, зато количество тараканов неуклонно росло.
Но однажды произошло следующее. Студент-второкурсник Мхатабаев задержался на свидании с одной замечательной девушкой, не студенткой, и прибежал в общежитие в 23.15. Будучи окрылён романтическими настроениями, он наивно полагал, что такая мелочь сойдёт ему с рук, да и вообще он забыл, кто в этот вечер дежурит. Но в дверях его встретила злая колдунья Инесса Романовна: она зашипела, затряслась от злобности, пустила слюну и, угрожающе растопырив костлявые пальцы, двинулась на оторопевшего второкурсника. Однако Мхатабаев быстро сориентировался в ситуации. Во-первых, ему очень не хотелось превращаться в таракана – на завтра у него было назначено ещё одно свидание ещё с одной замечательной девушкой, не студенткой, да и сессия была не за горами. А во-вторых, прадедушка студента Мхатабаева был самый настоящий джинн, и дедушка был джинн, и даже мама с папой были джиннами, правда, жили уже не в бутылках. «Не на того напала, бабушка!» – храбро сказал Мхатабаев. После чего он вырвал из своего юношеского подбородка единственный пока волосок и произнёс волшебное слово: «Хыч!» Тут же по всему зданию вырубилось электричество, запахло горелым и стало ничего не видно, только искрила и металась в темноте, будто бикфордов шнур, злая колдунья Инесса Романовна…