Новая структурная трансформация публичной сферы и делиберативная политика - Юрген Хабермас

СМИ должна быть достаточно мощной, чтобы не допустить разрыва обратной связи между политической и коммуникативной властью, создаваемой гражданами, – единственной «властью», которая «исходит» от народа.

С другой стороны, демократически легитимированная власть также включает в себя правительство, которое способно проводить самостоятельную политику. Одной лишь видимости демократически контролируемого руководства недостаточно. Ориентированная на соцопросы политика, характерная для преобладающего сегодня стиля политики явно оппортунистического приспособления власти к системно ограниченному пространству для маневра, недемократична, поскольку ставит под сомнение способность государства к политическим действиям и сводит на нет формирование мнения и политической воли в гражданском обществе и политической публичной сфере. Если пораженческие настроения, вскормленные теорией систем106, парализуют волю политической элиты, население неизбежно теряет веру в правительство, которое лишь имитирует способность и готовность действовать.

4

Однако исправление недоразумений, с которыми сталкивается концепция делиберативной политики, привлекает внимание к достаточно взыскательным эмпирическим нормативным предпосылкам правового конституционного государства и тем самым вызывает протест против не в меру идеалистических интерпретаций. Поэтому есть все основания рассмотреть два преобладающих сегодня альтернативных истолкования для того, чтобы выяснить, насколько они совместимы – при всем понимании дефляции высоких нормативных требований – хотя бы с основным содержанием демократических конституций107. Одна сторона безусловно принимает плюралистический облик «сырой», в определенной степени спонтанной и необработанной воли электората, в то время как другая, наоборот, приписывает экспертным оценкам политической элиты относительную независимость от голосов избирателей и общественного мнения. Обе альтернативы в равной степени игнорируют значимость просвещенного и инклюзивного формирования мнения и воли граждан в политической публичной сфере. Освобожденные от взыскательных нормативных ожиданий, эти интерпретации могут похвастаться определенным «реализмом»; но политический регресс, наблюдаемый нами сегодня, заставляет задуматься о том, что происходит с демократиями, в которых политическая публичная сфера распадается, а взаимодействие политических партий и общественного мнения ослабевает.

«Плюралистический» подход удовлетворяется тем, что притязания нормы демократической конституции обеспечиваются процессом «свободных выборов», поскольку статистически агрегированный голос каждого избирателя имеет равный вес, то есть голоса справедливо подсчитываются, и таким формальным образом обеспечивается участие граждан. Такая минималистская трактовка игнорирует суть демократического голосования. Между тем на всеобщих национальных выборах именно от суммирования и распределения индивидуальных голосов зависит, какая из конкурирующих сил будет управлять страной и с какими декларируемыми целями. Таким образом, результат, из какого бы множества поданных индивидуальных голосов он ни слагался, касается всех граждан без исключения; это «их» правительство, с которым избиратели связали себя голосованием. Поскольку каждый индивид голосует в расчете на такой институциональный результат, который будет иметь равные последствия для всех граждан, то было бы логично, если бы индивидуальные электоральные решения основывались именно на общем политическом волеизъявлении. Таким образом, плюралистический подход (при всем своем достоинстве), который с индивидуалистической точки зрения рассматривает способ формирования мнений и воли как частное дело индивида, игнорирует весьма существенный аспект. Он игнорирует реальную задачу граждан, заключающуюся в том, чтобы интегрировать свои индивидуальные интересы, которые есть у каждого из них как частных лиц, с тем, что отвечает общим интересам всех граждан.

«Экспертократический» подход реалистичен постольку, поскольку он подчеркивает ограниченность времени, мотивации, внимания и готовности разбираться в сложных вопросах познания, которые обыватели, поглощенные работой и личной жизнью, посвящают своей политической роли в качестве граждан. В то же время он напоминает нам о растущей сложности задач, с которыми приходится иметь дело правительству и администрациям в современном обществе. Сложность различных саморегулирующихся социальных подсистем компенсирует бюрократическую государственную систему, в свою очередь ставшую самостоятельной функциональной системой. Но если политические эксперты берут на себя ответственность за устранение недостатков почти всех функциональных систем или даже сами стремятся формировать политику, то они должны приобретать разнообразные и скрупулезные специальные знания. Таким образом, как утверждается, политика императивно навязывает завышенные ожидания не только по отношению к готовности граждан воспринимать и к их заинтересованности, но и к их способности воспринимать. С технократической точки зрения, якобы непреодолимый разрыв между специальными знаниями, необходимыми для решения политических проблем, и здравым смыслом делает невозможным серьезное участие граждан в формировании альтернативного общественного мнения. И это, похоже, подтверждается плебисцитарным характером избирательных кампаний: место партийных программ, которые никто не читает, занимает профессиональная реклама для обывателя. Что ж, такое описание тоже не лишено реалистичности. Но за этот дефицит граждане расплачиваются отказом от своей политической автономии, играющей в их судьбах огромную роль.

Реализм обоих подходов заключается в том, что они выдают за формирование политической воли в западных массовых демократиях108 те их особенности, для доказательства существования которых существует достаточное количество эмпирических данных. В то же время они предполагают, что эти характеристики, независимо от того, считать ли их с нормативной точки зрения недостатками или нет, неизбежны в условиях жизни современных обществ. Однако убедительных обоснований этого более широкого утверждения мы не находим. Возрастающий плюрализм современных обществ предполагает развитие культурных укладов и индивидуальных стилей жизни; это приводит к общей тенденции увеличения бремени социальной интеграции крупных обществ, которое сильнее смещается с уровня социализированного жизненного мира на уровень политического гражданства, при этом гражданская интеграция теперь отрывается от национальных, то есть дополитических связей. Но если социальная сплоченность все чаще обеспечивается на более абстрактном уровне гражданства, то этот функциональный императив тем явственнее указывает на необходимость мобилизовать общественное мнение и политическое волеизъявление; цифровая инфраструктура также могла бы в некоторой степени этому способствовать, но лишь при условии соответствующего и в настоящее время отсутствующего регулирования. Аналогичная ситуация и с разрывом между специальными знаниями политических экспертов и способностью здравого смысла граждан воспринимать. Работа правительств и администраций также требует высокой квалификации. Но помимо того, что сами политики должны получать информацию от экспертов, просто неверно считать, что сложные политические идеи невозможно перевести на язык обыденного сознания заинтересованных граждан (то есть всех нас) – в противном случае это не политические идеи. Когда речь идет о масштабных политических программах и о взвешивании соответствующих альтернатив, задача умного профессионального перевода заключается в том, чтобы объяснение на обычном языке передавало суть проблемы и ее обоснование. А скептическое отношение к готовности граждан участвовать в политике при нормальных обстоятельствах должно быть пересмотрено в свете того уровня политической активности, который удивительным образом предстает перед нами сегодня на фоне растущего правого радикализма. Эта активность не подтверждает скепсиса относительно готовности и способности воспринимать политические послания даже в тех слоях, которые, как правило, характеризуются более низким социальным статусом и сравнительно более низким уровнем школьного образования. В странах с растущим интеллектуальным потенциалом (по показателям уровня общего школьного образования) надлежащее воспитание культуры политического участия не должно