Творцы заклинаний - Терри Пратчетт

— Я слышала, у него много дверей, но те, что ведут в этот мир, находятся в Анк-Морпорке, — сказала Хильта.

Матушке это ни о чем не говорило.

— На Круглом море, — добавила Хильта. На матушкином лице по-прежнему читался вежливый вопрос. — Пятьсот миль отсюда.

— О-о. — Матушка встала и стряхнула с платья воображаемую пылинку. — Тогда нам лучше идти.

Хильта рассмеялась. Эск понравился ее смех. Матушка никогда не смеялась, она просто вздергивала уголки губ, но Хильта смеялась как человек, который долго и упорно размышлял о Жизни и понял наконец, в чем соль шутки.

— В любом случае, вам следует подождать до завтра, — посоветовала она. — У меня дома есть свободная комната, вы можете переночевать там, а завтра с рассветом отправитесь в путь.

— Нам не хотелось бы злоупотреблять твоей добротой, — возразила матушка.

— Чушь. Так что побродите немножко, а я пока уложу товар.

* * *

В Охулен на ярмарку собирались люди со всех концов округи, и с заходом солнца ярмарка отнюдь не заканчивалась. Вместо этого над каждой палаткой и каждым лотком загорались факелы, а из открытых дверей трактиров выплескивался наружу яркий свет. Даже в храмах вывешивались разноцветные фонари для привлечения верующих полуночников.

Хильта скользила сквозь толпу, словно гибкая змея сквозь сухую траву. Ее лоток с товаром превратился в удивительно маленький узелок, который она несла на спине, а ее драгоценности гремели, словно целый мешок танцоров фламенко. Матушка топала следом; ее ноги ныли от непривычной ходьбы по булыжной мостовой.

А Эск потерялась.

Это потребовало некоторых усилий, но все же получилось. Ей пришлось нырнуть в пространство между двумя прилавками, после чего юркнуть в один из переулков. Матушка пространно предупреждала ее о невыразимых ужасах, которые творятся в городах, — старой ведьме явно недоставало полного понимания головологии, потому что Эск лишь преисполнилась решимости увидеть парочку этих ужасов собственными глазами.

На самом деле, поскольку жители Охулана были довольно грубыми и нецивилизованными, единственное, чем они занимались после наступления темноты, — это немного поворовывали, заключали кое-какие любительские сделки в садах вожделения и пили до тех пор, пока не валились с ног или не начинали петь — или и то, и другое, и третье вместе.

Согласно стандартным поэтическим инструкциям, по ярмарке следует двигаться подобно белому лебедю, рассекающему в лучах заходящего солнца воды залива. Однако из-за некоторых практических трудностей Эск пришлось смириться со способом передвижения автомобильчика из детского аттракциона и перелетать в толпе от одного человека к другому, в то время как кончик посоха мотался в ярде над ее головой. Кое-кто оборачивался вслед посоху — и Не только потому, что тот задевал прохожих по голове. Через город время от времени проходили волшебники, но впервые здесь появлялся волшебник четырех футов ростом и с длинными волосами.

Любой внимательный наблюдатель заметил бы, что там, где появлялась Эск, случались странные вещи.

Возьмем, к примеру, человека с тремя перевернутыми наперстками, который приглашал небольшую кучку людей исследовать вместе с ним волнующий мир случайностей и вероятностей в том, что касается местоположения маленькой сухой горошины. Он увидел небольшую фигурку, которая несколько мгновений следила за ним серьезным взглядом, после чего из каждого наперстка, который он поднимал, начали каскадом сыпаться горошины. Не прошло и нескольких секунд, как он по колени увяз в горохе. Еще глубже он увяз в неприятностях — внезапно оказалось, что он должен всем кучу денег.

Была там маленькая забитая обезьянка на цепочке, которая вот уже много лет рассеянно шаркала ногами под звуки жуткой музыки, извлекаемой хозяином из шарманки. Но сегодня обезьянка внезапно развернулась, сощурила маленькие красные глазки, тяпнула своего владельца за ногу, порвала цепочку и умчалась прочь по крышам домов, прихватив с собой жестянку со всеми собранными за вечер деньгами. История умалчивает о том, на что они были потрачены.

Марципановые утки, лежавшие в коробке на одном из лотков, неожиданно ожили и, пронесшись мимо торговца, с радостным кряканьем сели на реку (где к утру все растаяли — вот вам и естественный отбор).

Сам лоток бочком удалился в один из переулков, и больше его никто не видел.

Что бы там ни говорили поэты, Эск шла через ярмарку скорее как поджигатель, проходящий по лугу, на котором разложено сено, или как нейрон, скачущий по реактору. Гипотетический наблюдатель мог проследить за ее хаотическим движением, ориентируясь на вспышки истерии и насилия. Однако, подобно всем хорошим катализаторам, сама Эск не принимала участия в вызванных ею реакциях, и к тому времени, как все негипотетические потенциальные наблюдатели отводили глаза от происходящего, она была уже далеко.

А еще она начала уставать. Хотя матушка Ветровоск одобряла ночной образ жизни, ведьма не жаловала расточительное использование свечей. Если после наступления сумерек ей нужно было что-нибудь почитать, она обычно уговаривала сову посидеть на спинке кресла и читала ее глазами. Так что Эск полагалось отправляться в постель на закате, который давно миновал.

У виднеющейся впереди двери был приветливый вид. Вместе с желтым светом оттуда выплескивались веселые звуки, лужицей разливаясь по булыжной мостовой. Усталая, но полная решимости, Эск — посох которой, словно демонический маяк, по-прежнему излучал рассеянную магию — направилась к заведению.

Хозяин “Шутки с Дудкой” считал себя светским человеком и в чем-то был прав. Он был слишком глуп, чтобы прослыть по-настоящему жестоким, и слишком ленив, чтобы быть действительно злобным. Хотя тело его побывало во многих местах, его сознание не сделало ни шагу за пределы родной головы.

Он не привык, чтобы к нему обращались палки. Особенно когда тоненьким, писклявым голосом они просили козьего молока.

Осознавая, что все посетители трактира смотрят на него с ухмылкой, он осторожно перегнулся через стойку и посмотрел вниз. Эск в ответ уставилась на него. Матушка всегда учила: сфокусируй свою силу, заставь человека опустить глаза, никто не может переглядеть ведьму, кроме коз, разумеется.

Хозяин, которого звали Скиллер, обнаружил, что смотрит прямо на маленькую девочку, которая вроде как презрительно щурится.

— Чего? — переспросил он.

— Молока, — повторила девочка, не переставая яростно фокусировать взгляд. — Его получают из коз. Знаешь?

Скиллер продавал только пиво, которое, как утверждали его клиенты, он варил из кошек. Ни одна уважающая себя коза не вынесла бы того запаха, который стоял в “Шутке с Дудкой”.

— У нас молока нет, — он пристально посмотрел на палку, и его брови заговорщически сошлись над носом.

— Ты мог бы и поискать, — возразила Эск.

Скиллер осторожно сполз обратно за стойку, отчасти затем, чтобы избежать взгляда девчонки, который заставлял его глаза сочувственно слезиться в ответ, а отчасти потому, что в его мозгу начало зреть чудовищное подозрение.