Калика перехожий - Александр Забусов

– …ему ведомы пути в неведомые чертоги Родовы. Он наделяет скотом да приплодом в Яви живущих, и он же дарует мудрость вышнюю ищущим её… достаёт из рога своего волшебного всемногие блага да богатства земные, людям для жизни во плоти потребные…

Постоянно находиться в боевом трансе Андрей не мог, чувствовал, как одеревенели от кровавой работы мышцы рук, а пот заливает глаза. Щит ему разбили, и вместо него приходилось использовать боевой нож, да и то, не в полную силу – мякоть бицепса левой руки продырявила через кольчужную рубаху вражья стрела. Шелом его потерялся после деформации, а войлочный подшлемник, спасший череп от удара палицей, пропитался кровью. Андрей видел, что боевой дед стал задыхаться, пропустил пару ударов и теперь ронял на доски помоста и свою кровь. Одышка, что поделать, старость брала свое. Но его голос был еще слышен:

– …тем же, кто всем сердцем своим, мудрости жаждет, даёт он испить священной Сурьи – напитка мудрых, что отверзает духовные очи достойным и лишает рассудка иных. Достаёт он из рога своего посмертные судьбы умерших – всех, из мира живых уходящих, и он же ведёт их по Калинову мосту к рождению новому… Гыть!

И сыпятся, как из рога изобилия новые удары старца.

– Он Веду древнюю хранит, коя одна только души людские от иссушающей чёрной скорби безверия целит. Он учит сквозь пелену Яви сокрытое зреть, кривде беспутной да пустой маяте не поддаваться, стезю свою сердцем во Прави ведая…

– Ворота пал- и! – Душераздирающий вопль снизу, со стороны ворот, казалось, перекрыл шум битвы на стенах, заставил всего лишь на миг отвлечься от жестокой схватки.

«Песец! – пронеслась мысль у Андрюхи в мозгу. – Недолго музыка играла, недолго…»

Людослав не успел полностью прикрыть витязя, так лихо руководившего защитой стены, от действий и речей которого веяло отголосками молодости и службы.

Волхв успел отвести направленное в грудь сотнику копье, а вот под удары сабель пришлось подставить собственное тело.

– Ве-еле-ес, иду-у! – Зов старца, в смертный час, сорвавшийся с губ, прервался коротким стоном.

– Де-еда-а!

Ищенко увидел в беснующейся толпе давки неподалеку от себя отрока. Лицо грязное, длинные потные локоны волос прилипли к коже лица и головы, разорванная одежда и кольчуга забрызганы кровью. Увидел и то, как вдоль стены, по-видимому, овладев наглухо заваленными изнутри землей воротами, рвут ненадежный и малочисленный заслон кочевники, как они бросаются занимать ближайшие подворья и дома, круша и убивая всех и вся на своем пути. Это был конец! Теперь это была просто бойня, смысла держать оборону стены никакого.

– Все, кто жив, вниз! – отдал он свой последний приказ, сам спрыгнул с помоста на землю.

В одно мгновение заслон смяли. Смяли так быстро, что защитники на верхней площадке стены, те, кто откликнулся на приказ своего командира, спрыгивали с заборола практически на головы атакующим печенегам и охваченным паникой своим, оказали весьма слабое сопротивление. Большая часть воинства легла на месте, усеяв путь продвижения врагов телами, своими и противника, выше чем на пару саженей. Натиск неприятеля был ярым, а после того, как опрокинули и приступили к уничтожению последнего островка сопротивления, просто убийственным.

Ищенко, находившегося в здравом уме, но неоднократно раненого, своими движениями напоминавшего сонную осеннюю муху, помятого в свалке, вытащили из общей кутерьмы, впихнули в ворота подворья. Оглядевшись, он, обладая фотографической памятью, сразу узнал знакомую обстановку и избу. Ухватив за руку парня, втащившего его сюда, бывшего с ним на стене во время боя, приказал:

– Оповещай всех, кого сможешь, пусть отходят в подворье. В самой избе подземный лаз, выходит он за стену городища. Хоть кто-то из этой жопы живым выйдет.

– Понял!

Вскоре с улицы, где слышны были шум драки, звон клинков и крики печенежского клича, в избу потянулся ручеек русичей. Они, израненные, истекавшие кровью, сами или с помощью товарищей своих, вбегали в единственную комнату избы, завидев своего командира, стоявшего с горящим самопальным факелом перед открытым зевом погреба, почти спрыгивали в темноту «норы».

– Шустрей, шустрей! – подгонял воинов кривич.

Он даже смог улыбнуться, когда услышал от бородатого стражника погоста, такого же раненого, как и сам, втаскиваемого товарищем в лаз, слова благодарности:

– Храни тебя Господь, батька!

Входная дверь, закрываясь, хлопнула, послышался звук вставшей в паз дверной задвижки, появился парнишка, давешний его помощник.

– Все! – оповестил тот. – Из живых за дверью остались только поганые.

И словно в подтверждение его слов, в дверное полотно забухали удары. Разбилась слюда в узком оконце.

– Вниз, быстро! – указал на лаз.

Бросив факел на какое-то тряпье, закрыв за собой крышку погреба, спустился по лестнице вниз в темноту. На ощупь нашел кромку лаза и, согнувшись в три погибели, поковылял по подземному ходу.

Сторожевая крепость, упорно сопротивлявшаяся до последнего защитника, пала. По приказу князя Бурчева были вырезаны до единого человека все выжившие мужчины вместе с женами и детьми. После грабежа и дележки добычи повсюду почти сплошным ковром землю устилали тела непогребенных людей с перерубленными руками и ногами, со стрелами, воткнувшимися в плоть. Окинув взглядом мертвый погост, князь отрывисто бросил ближникам единственное слово:

– Сжечь!

– Несмотря на то, что ваши пастыри постоянно вдалбливают вам, что человек смертен и только его душа вечна, было время, когда люди были физически бессмертны, да и сейчас в каждом человеке заложено это бессмертие.

Крепкий седовласый мужчина, с окладистой шелковистой бородой, по движениям больше похожий на косолапого хозяина леса, сидевший за столом напротив Андрея, можно сказать, в парадном прикиде славянина-пахаря, волооким, с хитринкой из-под кустистых бровей взглядом умных карих глаз в который уже раз за долгий разговор взглянул на собеседника, таким образом молчаливо задавая вопрос тому, проверяя, понимает ли он, о чем идет речь? Сама манера беседы совсем не походила на словеса средневекового повествования, велась на близком Ищенко языке. Продолжил:

– Раньше относились к смерти как к преображению, переходу человека из одного кона в другой кон. В действительности, смерть ничем не отличима от летаргического сна. Человек всё слышит и даже видит, но не может пошевелиться, до тех пор, пока в нём не произойдет преображение. Утрата бессмертия произошла во времена правления русского царя Венатыря. «Венатырь, предупреждённый Сварогом, пережил потоп и после потопа смог сохранить и восстановить культуру своих предков. Тогда русских называли венедами, или вентами. Впоследствии Вена был обожествлён и приравнен к богам. Имя Вены происходит от «вани», что на санскрите означает «лес». Столетняя война, которую вёл Вена, привела к уничтожению бессмертия у людей и появлению перевоплощения. Поскольку человеческое тело от природы бессмертно, на Земле был осуществлен ряд мер, утвердивших на всей планете смерть. В фокусах пирамид, разбросанных по всей Земле, стали помещать трупы, заражавшие Землю частотами смерти. Уничтожили много видов фруктов и овощей, предотвращавших увядание организма. А чревоугодие объявили смертельным грехом, хотя именно отсутствие чревоугодия является одной из причин, ведущих человека к смерти. Смерть изобрели как средство дальнейшего совершенствования человека, а сегодня используется как наказание ему. Башковитые научники на Руси в двадцатом веке ставили опыты на стариках по возвращению им молодости. Слыхал про такое?