Рожденные Смершем - Николай Николаевич Лузан

на прорыв. Ненависть и жажда жизни придала им дополнительные силы. Дерзкий замысел удался. Полтора десятка человек, в их числе Павел и Прасковья, вырвались из кольца окружения и прорвались к морю. Перед ними простиралась безмятежная даль. Напрасно их взгляды искали корабли Черноморского флота. Подступы к Севастополю, подобно стае щук, стерегли немецкие торпедные катера и эсминцы.

Павлу и его боевым товарищами ничего другого не оставалось, как умереть с честью. Зажатые со всех сторон на открытой местности, они представляли удобную мишень. Подвергнув их минометному огню, гитлеровцы пошли в атаку. Павел и Прасковья, расстреляв все патроны, не думали о том, как сохранить свои жизни, и жили только одним — забрать с собой в будущее бессмертие как можно больше врагов. Спрятав в карманы гранаты, они поднялись навстречу фашистам. Они окружили их плотным кольцом и отвели в штаб. Последнее, что увидели Павел и Прасковья, — это тусклый блеск серебра офицерских погон. В следующее мгновение мощный взрыв потряс командный пункт гитлеровцев.

В наши дни о подвиге Павла Силаева, Прасковьи Горошко и 44 военных контрразведчиков, погибших под Севастополем, напоминают надгробная плита с их фамилиями и скромная стела, установленная в Херсонесе Обществом ветеранов военных контрразведчиков и местной администрацией. Она устремлена в бесконечную небесную высь, куда вознеслись души Павла, Прасковьи и их боевых товарищей.

Таких памятников с каждым годом становится все больше. Стелы, обелиски и часовни — молчаливое эхо давно прошедшей войны, они, как часовые памяти, стоят на «Невском пятачке», на волгоградской, смоленской, крымской и других землях. За последние десять лет руководством Департамента военной контрразведки ФСБ России, Обществом ветеранов-контрразведчиков возведено 47 памятников и 1 1 часовен. Новое поколение военных контрразведчиков свято чтит память о своих героических предшественниках, кто плечом к плечу с боевыми товарищами — офицерами и бойцами Красной армии стояли насмерть и не покорились врагу. Эти символы воинской доблести напоминают ныне живущим, что нет святее уз, чем боевое братство, и нет выше чести, чем отдать жизнь за друга своего и свободу Отечества.

Глава 4

От отчаяния к надежде

Не менее трагично, чем в Севастополе, ситуация развивалась в другой части Крымского полуострова, на берегу Керченского пролива. Несколько десятков тысяч несчастных советских военнослужащих, прижатых немцами к морю, кто на судах, кто на плотах, а самые отчаянные вплавь искали спасения на кубанском берегу. Среди них находилась Антонина и ее сослуживцы из Особого отдела 51-й армии. Они оказались в числе тех немногих счастливцев, кому удалось пробиться на борт катера. Вцепившись в поручни, она страшилась смотреть на крымский берег, ее сердце разрывалось от боли. Вслед сейнеру с причала и прибрежных скал посылали проклятия те, кто был брошен на произвол судьбы и остался умирать.

Немцы, выставив на возвышенностях минометные и артиллерийские батареи, прямой наводкой били по скоплению охваченных паникой людей. Многие потеряли разум и бросались на скалы, другие, утратив человеческий облик, зубами, руками рвали тех, кто стоял на пути к плотам и всему тому, что держалось на воде. Вражеские батареи все продолжали стрелять, на берегу образовались завалы из тел, а те, кто уцелел, искали спасения среди мертвых. Кровь ручьями стекала в море, волны окрасились в алый цвет, и эта безнаказанная бойня продолжалась до тех пор, пока вечерние сумерки не опустились на горы и море.

Свидетель тех трагических событий Леонид Георгиевич, так описывает то, что тогда происходило в порту Керчи:

«…на берегу скопились десятки тысяч военнослужащих. Никакого управления людьми, никакой дисциплины не было. Каждый отвечал сам за себя. Царила всеобщая паника. <…> В морской воде находилось множество трупов, почему-то они были в вертикальном положении. Кто-то был в шинели, а кто в ватнике. Это были убитые или утонувшие наши люди. День и ночь ужасающие вопли и крики стояли над проливом. Картина была жуткая»[22].

Зарываясь носом в морскую волну и надрывно гудя дизелем, катер, на котором находилась Антонина, продрался сквозь обломки судов, досок, бревен, груды тел и, черпая бортами воду, вышел в открытое море. Чернильное покрывало ночи рвали на куски багровые всполохи. Шум волн тонул в злобном клекоте пулеметов. Немецкие штурмовики на бреющем полете проносились над морем, раскручивая свою смертельную карусель. Вода вскипала от пулеметных очередей и вздымалась огромными фонтанами от разрывов авиационных бомб. Море напоминало собой один огромный бурлящий котел, в котором варились кровь, мазут, обломки дерева и истерзанные человеческие тела.

Этот, казалось, бесконечный кошмар закончился только тогда, когда свинцовые тучи заволокли небо. Его сменил другой. И без того перегруженный катер, на котором находилась часть сотрудников Особого отдела 51-й армии с недавно назначенным заместителем майором Петром Ивашутиным, каким-то чудом сохранявший плавучесть, попал в шторм.

Как это часто случается в этих местах, он налетел неожиданно. Из крымских степей подул своенравный «степняк», капризное Азовское море вспучилось и закипело седыми бурунами. Волны росли на глазах и, наливаясь свинцом, жадными языками облизывали катер. Под их ударами его корпус жалобно трещал, палуба отзывалась судорожной дрожью, а мачта раскачивалась из стороны в сторону и грозила упасть.

Шторм стремительно набирал силу. Порывистый ветер то по-разбойничьи посвистывал в снастях, то, жалобно всхлипнув, затихал. Те, кто находился на палубе, бросали испуганные взгляды на море и экипаж. Матросы были бессильны перед надвигающейся стихией и с тоской поглядывали на небо.

Оно слилось с морем. Кромешная темнота окутала катер, а через мгновение ослепительная вспышка молнии полыхнула на западе. Вслед за ней громовой раскат, заглушая шум волн, свист ветра и надрывно гудевшего дизеля, прозвучал над морем. За ним последовал второй, третий, временами казалось, что небеса вот-вот рухнут вниз и погребут под собой катер. Его нос все глубже зарывался в волну, злобно шипящие языки извивались под ногами, забирались под шлюпки и норовили утащить с собой все, что плохо держалось.

На этот раз Проведение смилостивилось над несчастными. Шторм так же внезапно, как и начался, прекратился, волна пошла на убыль, и вскоре море умиротворенно плескалось о борта катера. Небо очистилось от туч, и на нем проступила россыпь звезд. Прошел час, другой, они поблекли, горизонт на востоке посветлел и окрасился робкой розовой полоской зари. Ночь, ставшая настоящим кошмаром для экипажа катера и тех, кто находился на борту, подошла к концу. Рассвет