Тим - Колин Маккалоу

— Тим, ты не хочешь рассказать мне, почему ты так расстроен?

— Это все из-за моей Дони, Мэри. Она скоро уйдет от нас, и мы будем редко видеться с ней. Я не хочу, чтобы Дони уходила, я хочу, чтобы она жила с нами!

— Понимаю. — Она заглянула в немигающие глаза, похожие на два лунных камня. — Она выходит замуж, Тим? Поэтому она уходит от вас?

— Да, но я не хочу, чтобы она выходила замуж и жила отдельно от нас! — сердито прокричал он.

— Тим, с годами ты поймешь, что жизнь состоит из встреч, общения и расставаний. Иногда мы любим людей, которых встречаем, иногда не любим, но самое главное в жизни — общение с ними, именно оно и делает нас людьми. Я много лет отказывалась признать это, и я была не очень хорошим человеком. Потом я встретила тебя, и общение с тобой изменило мою жизнь, я стала лучше. Но расставания, Тим! С ними смириться труднее всего, особенно если мы любили. Расставание означает, что в будущем никогда уже не будет так, как было прежде: что-то безвозвратно уходит из нашей жизни, мы утрачиваем частицу своей души, которую не найти и не вернуть. Но в жизни много расставаний, Тим, потому что они — такая же часть человеческого существования, как встречи и общение. Тебе просто нужно помнить ваше с Дони общение, а не горевать по поводу вашего с ней расставания, потому что расставания неизбежны и неотвратимы. Если ты будешь помнить о вашем с ней общении, а не горевать по поводу вашей разлуки, тебе будет не так больно. Ну вот, объяснение получилось слишком длинное и сложное, и ты наверняка не понял ни слова — да, милый?

— Думаю, кое-что понял, Мэри, — серьезно ответил он.

Она рассмеялась, разрушая последние чары момента, и медленно разжала объятия. Поднявшись на ноги, она протянула Тиму руки и помогла встать.

— Мэри, значит ли это, что и ты тоже когда-нибудь уйдешь от меня?

— Нет, если только ты сам не захочешь, чтобы я ушла, или если я не умру.

Они засыпали огонь песком, сквозь который пробивались тонкие вьющиеся струйки дыма, и на берегу вдруг стало очень холодно. Мэри зябко поежилась, обхватывая себя руками.

— Пойдем в дом, Тим, там тепло и светло.

Он удержал Мэри, всматриваясь ей в лицо необычайно напряженным, пытливым взглядом.

— Мэри, я всегда хотел знать, но мне никто не говорил! Что значит умереть, скончаться и быть мертвым? Это все одно и то же?

— Да, все это относится к одной вещи. — Она взяла руку Тима и прижала ладонью к его собственной груди, чуть выше левого соска. — Чувствуешь, как бьется твое сердце, Тим? Чувствуешь непрерывное «тук-тук, тук-тук, тук-тук» под ладонью, не прекращающееся ни на миг?

Он кивнул, зачарованный.

— Да, чувствую! Чувствую!

— Так вот, пока оно бьется, тук-тук-тук, ты можешь видеть и слышать, ходить, смеяться и плакать, есть и пить, просыпаться по утрам, ощущать солнце и ветер. Когда я говорю «жить», я имею в виду способность видеть и слышать, ходить, смеяться и плакать. Но ты ведь не раз видел, как вещи стареют, изнашиваются и ломаются? Тачка или бетономешалка, например? Ну так вот, мы, все мы, у кого в груди бьется сердце, — все до единого, Тим, все до единого! — мы тоже постепенно стареем, устаем и изнашиваемся. В конце концов внутри у нас что-то ломается, и сердце, сейчас стучащее под твоей ладонью, останавливается, как часы, которые не завели. Это случается со всеми нами, в свой срок. Кто-то изнашивается быстрее, кто-то медленнее, иные из нас заканчивают жизнь в результате несчастного случая — авиакатастрофы или чего-нибудь вроде. Никто из нас не знает, когда настанет наш конец. Это просто происходит однажды, когда мы совсем изнашиваемся и слишком устаем, чтобы продолжать жить. Когда останавливается наше сердце, Тим, мы перестаем жить. Мы лишаемся способности видеть и слышать, ходить, есть и пить, смеяться и плакать. Мы умираем, Тим, мы уходим из жизни, и нас кладут туда, где мы можем лежать и спать бестревожным сном, под землю, на веки вечные. Это случается со всеми нами, и бояться смерти не надо, она не причиняет боли. Это все равно что заснуть и никогда не проснуться — а ведь мы не чувствуем никакой боли, когда спим, правда? Спать всегда приятно — на кровати ли, под землей ли. Нам нужно лишь наслаждаться жизнью, покуда мы живы, и не бояться смерти, когда придет наш конец.

— Значит, я могу умереть так же, как ты, Мэри? — напряженным голосом спросил он, глядя на нее в упор.

— Да, можешь, но я старая, а ты молодой — поэтому при нормальном течении событий я умру раньше тебя. Видишь ли, я изношена сильнее, чем ты.

Слезы снова подступили к глазам Тима.

— Нет, нет, нет! Я не хочу, чтобы ты умирала раньше меня, не хочу!

Мэри схватила и крепко стиснула его руки.

— Ну-ну, Тим, не расстраивайся! Что я говорила тебе секунду назад? Нам следует наслаждаться каждым моментом жизни, покуда мы живы! Смерть наступит в будущем, и по поводу нее не надо тревожиться, даже думать о ней не стоит. Смерть — последнее расставание, Тим, самое тяжелое из всех, поскольку ты расстаешься навеки. Но никому из нас не избежать смерти, поэтому мы не можем закрыть на нее глаза и притвориться, будто ее не существует. Если мы люди взрослые и разумные, если мы люди достойные и сильные, мы знаем о ней, но не позволяем себе терзаться мыслями по этому поводу. Я знаю: ты человек взрослый и разумный, человек достойный и сильный, и потому я хочу, чтобы ты пообещал мне не переживать по поводу смерти и не бояться, что она придет ко мне или к тебе. И еще пообещай мне, что ты постараешься переносить расставания, как подобает мужчине, и не заставишь бедную Дони страдать при виде твоих страданий. Дони тоже живой человек, она имеет такое же право наслаждаться жизнью на свой лад, как и ты, а потому ты не должен причинять ей боль, показывая свое горе.

Она взяла Тима за подбородок и заглянула в затуманенные глаза.

— Я знаю, ты хороший, сильный и добрый, Тим, и я хочу, чтобы ты оставался таким по отношению к Дони и по отношению ко всем людям и событиям, которые могут тебя опечалить, поскольку ты должен всеми силами гнать печаль прочь от себя. Обещаешь?

Он серьезно кивнул.

— Обещаю, Мэри.

— А теперь пойдем в дом. Я замерзла.

Мэри включила большой электрообогреватель в гостиной и поставила музыку, которая, она знала, приведет Тима в счастливо-безмятежное настроение. Расчет оправдался, и вскоре он уже смеялся и весело болтал, словно не произошло никаких событий, угрожающих безопасности его мира. Он изъявил желание позаниматься чтением, и эту его просьбу она с удовольствием выполнила, а потом отверг предложение еще как-нибудь развлечься и сел на пол у ног Мэри, прислонившись головой к ручке кресла.

— Мэри? — произнес он после продолжительного молчания, когда она уже открыла рот, собираясь отправить его спать.

— Да?

— Когда я плакал, а ты меня обнимала, как это называется?

Она улыбнулась и ласково похлопала его по плечу.