Поэзия любви в прозе - Алина Григорьевна Климентова

и этим самым отвел меня от многих сомнений в жизни. Теперь же встреча была поинтереснее. Если бы я была набожной, верила бы, что в его обличии пришел кто-то святой. Но мне по жизни часто такие люди приносили на устах слова философского божества и спасали меня, сами того не понимая.

Его голос был очень пропитый и хриплый. Он спросил откуда я, получив ответ после паузы, сказал, что очень открытая и попросил рассказать о себе – его голос не позволял говорить много. Рядом со мной села женщина. Я сказала ему как есть, что я поэтесса и носит меня по железным дорогам. «В поисках счастья?» – переспросил он. «Да, но счастлива я всегда». Женщина, сидящая рядом со мной, услышала наш разговор и видимо насторожилась. Она видела, что мы с ним из разных слоев общества, как бы глупо это ни звучало, а наш разговор выглядит достаточно близким и философским. Он сказал, что ему вчера исполнилось семьдесят и его только выпустили из отделения. Меня абсолютно не смутили эти факты – смутило разве что отсутствие открытки в моем кармане – и я выразила свои поздравления и сердечные пожелания в словах.

К нему подошли двое мужчин. Они были чуть моложе, выглядели менее опрятно и не производили того приятного впечатления, как мой собеседник. Женщина, сидящая рядом, окончательно поняла, что в этом нет ничего хорошего, встала и решила наблюдать со стороны. Быть может, она заинтересовала тем, что будет дальше со мной или кого-то ждала…

Борода достал из дипломата бутылку достаточно хорошей водки, отпил немного с горла, отдал тем двоим и сказал: «Дайте мне с человеком поговорить! И зарубите на носу, если ее, – он уважительно указал на меня, – кто тут тронет, я всю улицу перетрушу и всех наизнанку выверну!» Те двое бросили слегка удивленные взгляды на меня и, чуть приклонившись, растворились в толпе. Он назвал меня человеком, но для меня это прозвучало как титул, который стоит носить с особой гордостью. Мне льстило его уважение.

После недолгой паузы, он всем телом повернулся ко мне, желая продолжить беседу, и я наивно спросила, будто знаю больше, чем вижу: «А можно было все изменить?». Он мягко улыбнулся, понимая, что я не глупа, и мягко сказал, кивнув: «Можно было, но никто не стал». Мне было очень спокойно рядом с тем человеком, кто принял свою судьбу и улыбался ей, какой бы она ни была. Быть может, женщина, которая все еще стояла недалеко, прожила более «правильную» жизнь, но сказала бы она о ней с таким спокойствием и душевной гармонией? Он сказал абсолютно искренне: «Я друзей люблю» [он сказал это с необъяснимым чувством любви]. «Я тоже люблю» [я знала это чувство, и мои глаза начали слезиться]. Даже когда они ведут себя не как друзья я их люблю.

Он извинился передо мной и попросил разрешения выругаться, а потом спокойно произнес лишь то, что устал от мира и многие ему надоели. На что я сказала, что мир, по сути, хорош, ведь «жизнь – это то, что мы о ней думаем». В его глазах, полных усталости от несправедливости и строгости мира, отразилась абсолютно нетронутая этим злом я, все еще верующая в священное добро. Мне показалось, что в глубине души и он свято верил. Он сказал абсолютно спокойной и умиротворяюще: «Ты хороший человек». Я и не заметила, что уже около минуты он держал мою руку в своей, а потом склонился и мягко коснулся своими усами моей руки. Я смущенно еле выговорила «не стоит». Он сказал «стоит».

Я поблагодарила его и сказала, что нам пора идти, но каждому своей дорогой. Он сказал, что был бы раз увидеть меня еще раз, что я светлая, сам не понимаю сколько света он прилил в мою душу. Я сказала, что на этой улице мы уж точно найдемся.

Я не понимала, как и зачем он решил обратиться ко мне, но я была этому рада и благодарна. Он знал, что я не отвергну его. Он тронул меня своим присутствием. Женщина, которая стояла в стороне, посмотрела на меня с удивлением: молодая девушка беседует с мужчиной в годах. Что их связывает? О чем они говорят? Я повернулась и увидела ее лицо, выражающее недоумение. Я пробормотала что-то вроде «не обращайте внимания, просто иногда мы забываем говорить с тем, кто рядом». А я и не опишу что это было. Ну что же вы так, дамочка? Разве это плохо? Мы, люди разных слоев, говорили будто близкие друзья. Он пришел ко мне с добром и с миром. Со всем своим миром и был так откровенен. Я не постыдилась заметить, как много у нас общего и не важно кто мы и кем станем после. Только вот он видел мир жестоким, а я видела его прекрасным.

Обернувшись и еще не сделав шагу, у меня сразу появилась надежда встретить его еще раз. Сказав что-то той женщине, у меня из глаз полились слезы. Да, Борода, я грустная! Шла я достаточно быстро, будто пытаясь убежать от части себя. По моим щекам лились слезы. Он тронул мою душу, что мало кому удавалось.

Мимо меня шли люди из ЦУМа25, люди, живущие в достатке, с высокими целями, занимающиеся саморазвитием, читающие дорогие и популярные книги, в брючных костюмах и с пиджаками на порядок дороже. Им было плевать на меня. Эти люди, возможно, изучали экономику, психологию, политику, развивались и совершенствовались до потери пульса или ходили на приемы к психологу хотя бы раз в жизни. И они просто шли мимо. Я рыдала – им было плевать. Никто и не смотрел в мою сторону. Маленький оттенок грусти заметил тот, кому не нужна чепуха в виде книг, тренингов и статей по психологии. Вот и думайте, стоит ли дальше жить стереотипами?

Сквозь занавес воды из глаз я улыбалась. Я была счастлива. Вспомнилось, что когда-то ради интереса мне хотелось пройти по улице плачущей. Я зашла в какой-то весьма популярный паб, вымыла руки, села у бара и попросила кофе. Бармен и слова не проронил в моем обществе. Я вымыла руки, но не смыла то теплое чувство, которое осталось после той встречи.

Из своих стихов я романтично складывала самолетики. Весь бар стал моим аэродромом. А потом я пустила их по той же улице и забыла обо всем плохом. Купила цветы у перехода – желтенький пушистый букет за копейки – и оставила его