С Роммелем в пустыне. Африканский танковый корпус в дни побед и поражений 1941-1942 годов - Хайнц Вернер Шмидт

Чтобы ослабить концентрацию огня противника, Роммель приказал изготовить макеты наших позиций на свободных местах. Он велел в течение четырнадцати дней построить сотни ложных огневых точек из дерева и мешковины вокруг всего Тобрука. Он надеялся, что осажденный гарнизон будет попусту расходовать драгоценные боеприпасы, не причиняя ни малейшего вреда нашим войскам. После того как противник израсходовал на эти макеты уйму снарядов, часть этих огневых точек была использована по своему прямому назначению.

Я оценил разумность этой схемы, когда Роммель разрабатывал ее, но, когда его не было рядом, мне приходилось выслушивать недоуменные вопросы офицеров:

– Боже мой, Шмидт! О чем вы там думаете? Вы приказываете нам построить двенадцать точек только в одном нашем секторе. А где, по-вашему, мы возьмем столько бревен и мешковины в пустыне?

Роммель всегда – не только сейчас – требовал от своих подчиненных проявления инициативы и энергии.

– Хотя мы и ведем сейчас позиционные бои, – рычал он, – это вовсе не означает, что солдаты могут приклеиться к своим насиженным местам.

Чтобы подготовить к наступлению как можно больше свежих немецких частей, там, где это возможно, немцев на оборонительных позициях сменили итальянцы. Роммель отдал следующий приказ: «Необходимо сосредоточить несколько немецких рот в определенных точках в качестве «корсета» для остальной линии фронта». Я не знал, нравится ли это нашим союзникам или нет.

Нельзя сказать, чтобы Роммель вел себя с ними бестактно и властно. Однажды мы ехали по дороге оси, когда она была близка к завершению, и он был искренне доволен трудами итальянских строителей-дорожников. Две наши открытые машины сопровождал «мамонт» в качестве защиты от воздушных налетов. С нами ехали штабной офицер итальянского генерала Кальви майор Туцци, лейтенант Турини и доктор Франц, переводчик, заменивший доктора Хагемана. Роммель подозвал толстого итальянского майора, командовавшего одним из дорожно-строительных батальонов:

– Скажите ему, доктор Франц, что я очень доволен работой его батальона – они выполнили ее на отлично.

Пухлое лицо майора расплылось от удовольствия, когда он услышал этот комплимент. Это был веселый, живой и постоянно улыбающийся малый. Роммель спросил его, были ли какие-нибудь жалобы. Майор возбужденно ответил:

– Si, si, segnor[5], пища очень однообразная, и вино плохое.

Роммель с озорной улыбкой посмотрел на заплывшую жиром фигуру и мягко пробурчал:

– Ну, тебе-то это совсем не повредило!

2

Когда Крувела назначили командующим Африканским корпусом, а Роммеля – командующим танковой группой «Африка», он оставил свой штаб в Бардии новому командующему, сохранив при себе только меня, своего ординарца Гюнтера и писаря Бёттхера. Мы вернулись в Джебель-Акдар, чтобы совсем немного пожить среди зеленых кущ Беда-Литтории.

Помните ли вы зеленую Беда-Литторию в Зеленых горах? Я вспоминаю ее с тоской. Зато Роммель, для которого был приготовлен там небольшой коттедж со всеми удобствами, совершенно немыслимыми в пустыне, не любил ее. Здесь он был оторван от своих солдат, сражавшихся на передовой, которых он любил, хотя временами и грозно распекал.

И теперь, встав во главе танковой группы, он в определенном смысле попал в зависимость от своих подчиненных. Впервые его непосредственными помощниками стали два первоклассных штабных офицера, которые очень быстро показали Роммелю, что ему без них не обойтись. Это были генерал-майор Гаузе, начальник штаба, спокойный крепыш, обстоятельный и склонный к размышлениям, о котором я уже упоминал, и подполковник Вестфаль, офицер Генерального штаба, осмотрительный и компетентный служака. Я полагаю, что в британской военной терминологии их звания соответствовали генерал-майору Генерального штаба и офицеру оперативного отдела Генерального штаба и что наша танковая группа (весьма эластичный термин) была немного слабее в отношении пехоты, но сильнее по вооружению эквивалентной ей британской армейской группы. Нет, тут и разговоров быть не может – нашу танковую группу «Африка» никак нельзя было равнять с армейской группой.

Новый штаб тут же убедил Роммеля, что командующему не пристало общаться с солдатами на передовой – его дело дипломатия и общий контроль. Как солдат, рвавшийся на передовую – вы ведь помните, что я был тогда еще очень молод, – я очень сожалел, что дело повернулось таким образом, поскольку с каждым днем все сильнее убеждался, что мы мало что сможем увидеть своими глазами, когда начнется самое интересное, а оно должно было вот-вот начаться. Назревали жаркие денечки, ибо все те, кто знал врага, с которым мы столкнулись в пустыне, не могли себе представить, чтобы его боевой пыл угас.

Гаузе и Вестфаль сумели тактично убедить шефа, что новые отношения с итальянцами – ведь он, в конце концов, командовал теперь главными силами союзников помимо своих собственных немецких войск – требовали от него представительности, сосредоточения внимания исключительно на штабных делах, от которых, в конечном счете, и зависел успех дела, а также на поддержании теплых отношений с руководством итальянской армии.

Роммель и Гаузе стали друзьями, однако Роммель никогда ни с кем не сближался слишком сильно. Мне запомнилось много интересных разговоров, которые они вели между собой во время наших утомительных поездок в итальянскую штаб-квартиру и обратно, когда я был их невольным слушателем.

Однажды Гаузе спросил:

– Господин генерал, как вы познакомились с Гитлером?

Я навострил уши. Роммель откинулся на спинку сиденья и задумался. Потом предался воспоминаниям, что случалось с ним крайне редко.

– Я состоял при штаб-квартире фюрера, когда он впервые заметил меня. К тому времени я уже довольно долго служил здесь – эдакий незаметный подполковник на второстепенной должности, – сказал он. – Да, я был мелкой сошкой – нечто вроде коменданта лагеря, в котором располагалась штаб-квартира здесь, в Африке. Это означало, что я отвечал за транспорт, меры безопасности и другие скучные организационные материи.

И вот в День партии – очень хлопотный день – я получил приказ от Гитлера о том, что он хочет уехать на следующее утро в сопровождении шести машин, не более. Я должен был сделать так, чтобы к этому кортежу ни при каких условиях не присоединилась ни одна машина. Когда наступило утро и Гитлер собрался уезжать, я увидел, что площадь перед штаб-квартирой запружена автомобилями, в которых сидели министры, генералы, гауляйтеры и другие «птицы высокого полета». Но я был готов к этому.

Когда автомобиль, в котором сидел Гитлер, уехал, я пропустил пять машин, потом встал на дороге и загородил путь шестой. Она остановилась, и я передал ее пассажиру, уж не помню, кто это был, кажется какой-то министр, приказ Гитлера. Как же он разорался в ответ! Он вопил, что какой-то паршивый подполковник мешает ему, высокопоставленному лицу из окружения Гитлера, выполнять свои обязанности. Надутый осел!