Право на одиночество - Ника Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У меня для вас хорошие новости. Я поговорил с Королёвым и Мариной Ивановной. Больше она не будет пытаться вас скомпрометировать, можете не волноваться. Всё, война окончена, — Громов опять улыбнулся.
Да? Странно. С чего бы это?
— Максим Петрович, вы… уверены?
— Абсолютно. А теперь давайте, приходите в себя.
Секунду поколебавшись, Громов взял мою руку и поцеловал её. Я посмотрела на него немного удивлённо.
— Отдыхайте и не волнуйтесь. Если хотите, можете пойти домой. Я отпускаю вас.
Громов кивнул и скрылся в своём кабинете. И не успела я прийти в себя ото всех этих странностей, как в комнату ввалилась Светочка.
— Наталья Владимировна… — она еле дышала, — я сейчас такое… такое… такое услышала! Вы не представляете…
— Свет, за сегодняшний день я слышала уже столько всего, что меня больше ничем не удивишь. Давай, колись, что ты там услышала.
Светочка села на своё место, отдышалась, глотнула чаю и ответила:
— Я была у Кати. Я пришла очень вовремя, Королёв был у себя в кабинете вместе с Мариной Ивановной. И Максим Петрович тоже там был, — Света понизила голос. — Ты даже не представляешь, как вопил генеральный! Я думала, у него пупок развяжется. Ну или на худой конец он себе голос сорвёт…
— Вы с Катей, что, подслушивали?
— Да там сложно было не подслушать, он так орал! И Марина Ивановна тоже вышла из себя и кричала. А потом Громов… он… — Светочка глубоко вздохнула. — Короче говоря, он сказал, что если Крутова ещё раз попытается тебя скомпрометировать, ну или вообще если ты из-за них с Королёвым решишь уволиться, он уйдёт вместе с тобой.
— ЧТО?
— Да-да! Так и сказал: «Уйду вместе с Зотовой. Так что если вам, Сергей Борисович, я хоть немного дорог как специалист, я бы воздержался от гадостей в её адрес. И Марину Ивановну, я надеюсь, вы образумите».
— И что Королёв? — я смотрела на Светочку во все глаза, забыв про свой бутерброд.
— Обещал Максиму Петровичу, что подобное больше не повторится. Сказал, что он дорожит и тобой, и Громовым.
Я озадаченно почесала голову. Нет, сегодня воистину странный день.
— Наташ, по-моему, тебе надо поблагодарить Громова. Сомневаюсь, что Марина Ивановна так легко бы от тебя отвязалась… Если бы не Максим Петрович…
— Знаю, — я нажала на своём телефоне кнопочку «громкая связь» и спросила:
— Максим Петрович, я могу войти?
— Да, конечно.
Когда я вошла, Громов разбирал на своём столе какие-то бумаги. Увидев меня, он сказал:
— Вам бы домой, Наталья Владимировна. Всё-таки то, что случилось сегодня, довольно неприятный инцидент. Идите, отдохните, отвлекитесь.
Я подошла к столу и села на стул прямо перед Громовым. Выражение его лица по-прежнему было очень довольным.
— Максим Петрович, я только что узнала о том, что вы сказали генеральному про меня, про то, что вы уйдёте вместе со мной. И… я хотела сказать вам… большое спасибо. Если бы не ваше вмешательство, Крутова бы от меня в жизни не отвязалась. Да и Королёв был бы вынужден исполнить эту её заветную мечту и рано или поздно уволил бы меня.
— Да, я знаю, — кивнул Громов. — И ещё я поражен, насколько быстро вы обо всём узнали…
— Слухами земля полнится, — я усмехнулась. — Я только не могу понять одну вещь…
— Какую?
— Зачем вы это сделали?
Я посмотрела Максиму Петровичу прямо в глаза. Он не отвёл взгляд, и, улыбнувшись, ответил:
— Потому что вы мне нравитесь. И как человек, и как мой помощник. Мне бы не хотелось искать вам замену. Я всегда очень дорожу каждым членом коллектива, особенно если речь идёт о таком прекрасном и компетентном работнике, как вы. А вы прекрасны во всех отношениях.
Господи, как же давно мне не было так приятно от чьих-то слов! Я чувствовала себя так, как бывает, когда после холодного зимнего дня выпиваешь чашку горячего чая с мёдом…
Громов смотрел на меня, по-прежнему улыбаясь. А я… я даже не знала, что нужно сказать! Какими словами выразить моё состояние, мою благодарность?..
Но он, кажется, и не ждал никаких слов, потому что просто взял мою руку, пожал её и сказал:
— Идите домой, Наталья Владимировна, в который раз вам говорю. Идите и отдыхайте!
Я кивнула, поднялась, подошла к двери… и только у порога нашла наконец нужные слова.
— Максим Петрович, — сказала я, обернувшись, — ещё раз спасибо. Для меня это очень ценно. Никто и никогда не делал ради меня ничего подобного, кроме Ломова, но он знал меня много лет, а не неделю. Я ваша должница.
Громов махнул рукой, рассмеявшись.
— Идите, Наталья Владимировна! Идите, пока я не передумал и не загрузил вас очередной бумажной волокитой. Хорошего вам вечера!
— Спасибо. Вам тоже.
В тот вечер мне впервые было хорошо. Я пыталась проанализировать свои ощущения и понять, что же изменилось.
Мне было тепло. Точнее, теплее, чем обычно. Теплее от этих его слов, особенно от «вы прекрасны во всех отношениях». Эти слова были просты и немного двусмысленны. Раньше я не обратила бы на это внимание или рассердилась… А теперь мне было приятно от этой двусмысленности.
И впервые за последние три года я уснула с улыбкой на лице.
На следующий день я узнала, что все обсуждают вчерашнее совещание. Не знаю уж, откуда, но всем отделам были известны подробности этого случая. Только об одном было неизвестно — о том, какой ультиматум Максим Петрович выдвинул Королёву с Крутовой. Света с Катей держали язык за зубами. И я была им благодарна — иначе меня бы в очередной раз сделали любовницей… только теперь уже Громова.
Редакции гудели, а уж производственный отдел вообще был в бешенстве. Светлана Сергеевна решила ставить на просчеты печать самолично, а саму печать положила в сейф, куда код доступа знала только она.
— Чтобы больше ни у кого не было соблазнов подделывать документы нашего отдела, — сообщила она мне это известие.
— Не волнуйтесь, Светлана Сергеевна, — я засмеялась. — Вряд ли кто-то ещё додумается до такой глупости… Ведь план был идиотским. Марине Ивановне достаточно было подкупить Милу, чтобы обман никогда не обнаружился — если бы Мила сказала, что принесла мне оригиналы, я уж не знаю, что бы от меня осталось… Королёв бы в воспитательных целях мне голову снёс. Но Крутова даже не предложила Миле денег.
— Она бы не взяла, — ответила Светлана Сергеевна, качая головой.
— Но попробовать-то можно было, верно?
План по устранению меня действительно был тупым до безобразия. Но благодаря этому я осталась на своём месте, а вот на Марину Ивановну стали посматривать с ещё большим презрением, чем до этого случая.