Вампир. История лорда Байрона - Том Холланд

— Добро пожаловать в мой дом, — сказал Вахель-паша.

Я не заметил его приближения, но вот он уже стоит передо мной на площадке перед дверью. Он протянул мне руку и обнял меня.

— Мой дорогой лорд Байрон, — прошептал он мне в ухо. — Я так рад вашему приезду.

Он крепко поцеловал меня в губы, затем отстранился и посмотрел мне в глаза. Его собственные глаза светились, как никогда раньше; лунным серебром сияло его лицо, чьи размытые очертания были подобны кристаллу, мерцающему в темноте. Он взял меня за руку и повел внутрь.

— Вы, наверное, устали с дороги, — заметил он. — Вас ждет угощение и отдых, которые вы заслужили.

Я следовал за ним через дворы, по лестницам, мимо бесчисленных дверей. Я чувствовал, что никогда в жизни так не уставал; архитектура замка была похожа на то, что я видел во сне, интерьеры расширялись и сужались, полные всевозможных нагромождений и смешения стилей.

— Вот мы и пришли, — сказал наконец паша, отодвигая золотые занавеси и увлекая меня за собой.

Я осмотрелся вокруг: колонны, как в древнем храме, обрамляли комнату, а надо мной в сверкающей

мозаике, переливающейся золотыми, зелеными и синими цветами, комнату венчал купол, такой воздушный и прозрачный, что, казалось, он был сделан из стекла. Две свечи в форме извивающихся змей были здесь единственным источником света, но даже в этом полумраке мне удалось различить арабскую надпись, окаймлявшую купол.

— «И сотворил Аллах человека, — прошептал мне хозяин замка, — из запекшейся крови». — Он лениво улыбнулся. — Это слова из Корана.

Он взял мою руку и жестом предложил сесть. Вокруг столика с едой были разбросаны подушки и шелковые подстилки. Заняв место перед столиком, я не заставил себя долго упрашивать и принялся за яства. Старая прислужница наполняла наши с пашой бокалы вином, хотя, как мне показалось, вкус напитка не доставлял ему особого удовольствия. Он спросил, не удивлен ли я, видя его пьющим вино, а когда я признался, что так оно и есть, он, смеясь, сказал, что никакие божьи заповеди для него не указ.

— А вы, — глаза его засверкали, — чем бы вы пожертвовали ради удовольствия? Я пожал плечами.

— Ну, какие еще есть удовольствия, — спросил я, — кроме как пить вино и есть свинину? Я приверженец весьма разумной религии, которая позволяет мне наслаждаться и тем и другим. — Я поднял свой бокал и осушил его. — Поэтому мне нечего опасаться проклятия.

Паша мягко улыбнулся.

— Но вы так молоды, милорд, и к тому же красивы. — Он наклонился над столом и взял меня за руку. — Неужели вы хотите убедить меня в том, что, кроме поглощения свинины, вас ничего не интересует?

Я мельком взглянул на руку паши, а затем снова встретился с ним глазами.

— Возможно, я и молод, ваше превосходительство, но уже успел познать на собственном примере, что за каждое удовольствие нужно платить сторицей.

— Что ж, думаю, вы правы, — сказал паша спокойным голосом.

Глаза его, казалось, подернулись пленкой безразличия.

— Вынужден признаться, — продолжил он после небольшой паузы, — что я уже и не помню, что такое наслаждение. За все эти годы я столько всего перепробовал, что мои чувства совсем притупились.

Я ошеломленно взглянул на него.

— Но позвольте, ваше превосходительство, — воскликнул я. — Разве вы были большим сластолюбцем?

— А что, не похоже? — спросил он.

Он выпустил мою руку. Поначалу мне показалось, что я разозлил его, но, посмотрев на его лицо, я узрел лишь ужасающую меланхолию, страсть, застывшую, подобно волнам замерзшего пруда.

— В мире есть такие удовольствия, — медленно произнес он, — о которых вы, милорд, даже и не мечтали. Я говорю о разуме и о крови.

Он посмотрел на меня, и взгляд его сверкнул черной бездной.

— Ведь именно их вы ищете здесь, милорд? Именно такого рода удовольствия?

Его взгляд гипнотизировал меня.

— Должен признать, — сказал я, не в силах оторвать от него глаз, — что я, хотя и знаю вас совсем мало, но совершенно уверен в том, что вы — человек самый неординарный из тех, с кем меня когда-либо сводила судьба. Вы будете смеяться, ваше превосходительство, но в Тапалине вы мне снились. Мне приснилось, что вы показывали мне странные вещи и намекали на какую-то скрытую истину. — Меня внезапно одолел приступ смеха. — Что же вы можете подумать обо мне, узнав, что я приехал сюда, движимый какими-то сновидениями? Вам, должно быть, обидно это слышать.

— Отнюдь нет, милорд. Я вовсе не обижен. — Паша встал, взял мою руку и обнял меня. — Вы устали с дороги и заслужили крепкий сон без сновидений — сон святого.

Он поцеловал меня, и губы его обожгли холодом. Это показалось мне странным, так как снаружи, при лунном свете, я ощутил их тепло.

— Утро вечера мудренее, милорд, — нежно прошептал паша.

Он хлопнул в ладони, и рабыня в парандже выплыла из-за занавесок. Паша повернулся к ней:

— Гайдэ, проводи моего гостя в опочивальню. Удивление, должно быть, слишком явно проступило на моем лице.

— Да, — сказал паша, наблюдая за мной. — Это та самая, которую я привез из Тапалина, моя прекрасная беглянка. Гайдэ, — он взмахнул рукой, — сними паранджу.

Девушка с изяществом повиновалась, и ее длинные волосы рассыпались по плечам. Она была даже прекраснее, чем я помнил ее, и мысль о том, что она наложница Вахель-паши, внезапно вызвала во мне отвращение. Я взглянул на уставившегося на свою рабыню пашу и узрел в его взгляде такое голодное желание, что чуть было не содрогнулся: рот его был раскрыт, а ноздри раздувались, как будто он впитывал в себя запах девушки, но его похоть, казалось, граничит с невыносимым отчаянием. Он повернулся и увидел, что я наблюдаю за ним, и по его лицу опять скользнуло голодное выражение, а затем оно опять стало безучастным, как прежде.

— Поспите, — сказал он наконец и махнул рукой. — Вам нужен отдых, вам еще многое предстоит в эти дни. А теперь, спокойной ночи, милорд.

Я поклонился, поблагодарил его и последовал за Гайдэ. Мы пошли к лестнице, и, когда мы поднялись на самый верх, она вдруг обернулась и поцеловала меня крепко и страстно, и я, не заставив себя упрашивать, обхватил ее и впился в ее губы изо всех сил.

— Вы пришли за мной, мой дорогой, милый лорд Байрон. — Она снова поцеловала меня. — Вы пришли за мной!

Затем она высвободилась из моих объятий и взяла меня за руку.

— Сюда, — сказала она, ведя меня к следующему пролету лестницы.

Теперь она совсем не была похожа на рабыню; напротив, она вся светилась страстью и возбуждением; красивая как никогда, она излучала неистовую радость, которая обдавала жаром мое тело, отчею у меня захватило дух. Мы добрались до комнаты, которая, к моему удивлению, напомнила мне мою старую добрую спальню в Ньюстеде — широкие колонны и массивные арки, венецианские свечи и прочий готический хлам. Я как будто снова оказался в Англии — и, конечно, Гайдэ являла собой полную противоположность духу этой комнаты, настолько она была естественной, страстной — истинной гречанкой. Я обнял ее, она снова прильнула ко мне губами, и поцелуй ее на этот раз был таким же горячим, как тот, первый, в гостинице, когда она еще смела надеяться на свободу.