Вассал и господин - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Запахом страха вся комната наполнилась. Вот этого и ждала Агнес.
И сказала она служанке, да не сказала, а прошипела сквозь зубы:
— На колени!
Астрид замерла, даже выть перестала.
Так и стоят обе. Одна ждет, другая замерла полуживая от страха.
И видя, что служанка еще колеблется, Агнес шипит опять:
— На колени, тварь.
И не выдерживает Астрид, медленно подгибая ноги, становится на колени. О, как это сладко, слаще меда, слаще, чем мечты о господине, или может слаще, чем губы юного Максимилиана. Ничего и никогда не приносило ей столько приятности, как эта маленькая победа над большой девицей. Но нет, дело еще не кончено.
Как только служанка стала ниже нее, так бить ее было сподручнее.
Забылась Астрид, и девушка снова, да с оттягом, врезала ей опять, да по той же щеке так, что у самой рука заныла.
— А-аоу-у-у, — с неестественным для себя визгом завыла девка.
— Выть не смей, — снова шипела Агнес. — Не смей!
Уж больно надоел ей вой служанки, да и люди вокруг могли услышать. Зачем это ей?
Астрид сомкнула губы, глаза выкатила, а в них ужас. Настоящий нутряной, звериный. Дышать она даже боялась. Дышала носом и давилась теперь своими воплями, про себя выла.
Агнес снова занесла руку, а служанка, увидев, попыталась закрыть лицо. И тогда Агнес замерла:
— И заслоняться не смей, руки вниз опусти.
Поскуливая и всхлипывая, Астрид послушно опустила руки. О, как все это нравилось юной женщине. Как она упивалась своей силой. Только бы не улыбнуться, не засмеяться от счастья. Не испортить ужас служанки. Теперь, когда она заносила руку, все, что делала Астрид, это только вздрагивала да зажмуривалась, прежде чем господская ручка в дешевых перстнях разбивала ей щеку.
И Агнес с удовольствием била и била ее по лицу. Еще, еще и еще! Пока под кольцами пальцы не заломило. Устала. Остановилась.
А на мокром лице служанки багровый отек во всю левую половину.
И полосы, полосы, полосы от колец госпожи.
Она отдышалась и сказала уже не зло даже:
— Ложись лицом на пол.
Кулем повалилась Астрид на пол, не сдержалась, завыла не про себя, хотя и негромко, думала, что госпожа ее теперь топтать будет. Легла лицом вниз, руки под себя взяла. На все согласная.
Агнес встала на нее. Одной ногой на спину толстую, другой на голову большую и заговорила:
— Сказала ты, что не собака, так теперь собакой будешь, спать будешь у постели моей, чтобы, когда ночью я ноги вниз опустила, так под ними ты была.
Агнес чуть подпрыгнула. И служанка тут же содрогнулась всем телом.
— Слышишь меня, собака?
— Да, госпожа, — кряхтела под ее ногами Астрид.
— Лай, хочу слышать, как ты лаешь!
Агнес притопнула ногой по спинище служанки, и та попыталась лаять, да выходило у нее плохо, от страха и перекошенного лица получалось только глупое «ойканье» в пол.
— О, о, о, — вырывалось из под нее.
Агнес засмеялась.
— Дура, а еще перечила мне. На каждое мое слово огрызалась, а сама волю должна была мою исполнять, — и заорала, снова ногой притопнула: — И все! Слышишь, волю мою исполнять!
И опять посмеялась, чувствуя, как вздрагивает от страха под ее стопами спина служанки.
— Отныне, будешь собакой моей, — продолжала она. — И имя у тебя будет собачье. Утой будешь. Слышишь?
— Да, госпожа, — в пол пробубнила Астрид.
— Как звать тебя?
— Звать меня Ута. — глухо сказал служанка.
— Громче!
— Утой меня звать, — отвечала служанка громче.
— И кто ты?
— Собака… Я собака ваша.
— Молодец, — удовлетворенно произнесла Агнес, слезая со спины служанки, — встань на колени.
Та быстро повиновалась. Агнес как увидела синеющую щеку ее, так опять засмеялась, но тут же взяла себя в руки и заговорила строго:
— И бежать не думай от меня, — она с наслаждением стала говорить служанке, заглядывая ей в глаза. — Я найду тебя, коли сбежишь. Найду и покараю. Сначала через дыру твою вырву из тебя твою бабью требуху, затем пальцами этими, — она поднесла к самым глазам служанки скрюченные пальцы свои, — один за другим выдавлю глаза твои коровьи, а после разрежу тебе грудь, и достану твое сердце вместе с бессмертной душой твоей и сожру его сырым. Ясно тебе?
Астрид, а вернее уже Ута, мелко кивала головой, соглашаясь и дрожа от страха.
— Отныне и навек, будешь ты псиной моей, при ноге моей. До смерти. Повтори!
— Да, госпожа, — прошептала служанка, — псина я ваша, навек.
— Вот и хорошо, — вдруг абсолютно спокойно продолжила Агнес.
Она пошла, забралась на кровать и сказала:
— Книгу сюда подай, и поднос мне с едой неси.
Ута вскочила и бегом кинулась исполнять приказание, а Агнес сидела на кровати и была счастлива. Только вот рука у нее стала болеть, пальцы под кольцами опухли, и кольца теперь слезать не хотели.
Ута принесла ей книгу и поднос с едой и вином, поставила ей его на кровать. Делала она это расторопно, не то, что раньше.
— Принеси мне масла с кухни, а то кольца не снимаются, отбила об рыло твое всю руку себе.
Служанка бегом побежала, а девушка осталась в комнате одна на кровати с вином, едой и книгой. И в минуту эту была она счастлива. Так счастлива, как никогда еще не была. Еще бы! За один день она получила себе две нужные вещи — книгу, интересную и нужную, и рабыню на века. За один всего день!
Глава 12
Заспанный сержант городской стражи велел людям своим отпереть ворота, хоть и не по уставу это было, ведь солнце еще не встало.
Волков, все его люди, офицеры Брюнхвальд, Рене и Бертье и землемер Куртц выехали из города, а за ними на своей великолепной карете ехала Агнес и ее служанка Ута. Агнес была весела и бодра, хоть и темень еще на дворе стояла такая, что петухи еще не кричали. Она ехала в поместье своего господина и радовалась. Вот только она это поместье уже своим полагала. И ничего, что оно принадлежит ее господину. Ничего! Он для нее господин, конечно, но для всех других она госпожой будет. Ей не терпелось доехать. Уж всему тамошнему мужичью она покажет, кто у них хозяин. Уж кланяться она их научит.
Напротив, с фиолетовой левой половиной лица сидела служанка. Она была невесела, не выспалась, спала в одежде, на полу, прямо у ночного горшка, без подушки и без