7 ночей с врагом - Лавли Рос

— Ты — причина, Карина. Стас попросил меня с тобой встретиться и переговорить, — он улыбается. — Ты ведь знаешь, что я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж?

— Знаю, но не хочу этого, — говорю прямо и честно, зная, что ни ему, ни тем более отцу это не понравится.

— И что же мы будем с этим делать?

Он говорит лениво и немного растягивает слова. Я же смотрю на него и понимаю, что хочу одного: чтобы он закрыл рот и исчез. Или чтобы за мной пришел Дитмар. Последнее, я знаю, не произойдет, потому что он скорее забудет меня, как страшный сон. Из-за меня у него ужасные проблемы. И это пугает меня. Страшит. Я не хочу, чтобы он умер из-за меня и именно сейчас хочу, чтобы он забрал меня отсюда. По-мужски ворвался с пистолетом в комнату и отвоевал у этого подхалима.

— Скажи мне вот что, Карина, — продолжает Леонид. — Ты невинна?

От его вопроса у меня пропадает дар речи. Он хочет знать, спала ли я с кем-то? Он издевается?

— Конечно, нет, — восклицаю я и даже позволяю себе наглую улыбку.

Впрочем, она очень быстро сходит с моего лица, потому что взгляд Зарецкого темнеет, он придвигается ближе, хватает меня за шею и заставляет отклониться на диван почти лежа.

— Я должен был быть у тебя первым, — шипит он. — Я, сука. Мы договаривались с твоим отцом, что он отдаст тебя мне! Мне, мать твою.

В его взгляде что-то меняется. Он становится одержимым и будто невидящим. Его вторая рука ложится мне между ног и быстро разводит их в стороны, подтягивая платье выше. Я брыкаюсь, но его ладонь прочно удерживает меня за шею и любая попытка освободиться причиняет мне боль.

— Отпусти, — прошу, но знаю, что это не даст никакого эффекта.

И правда, он идет дальше. Забирается мне под трусики, проводит по абсолютно сухой коже рукой и рычит, что-то бубня себе под нос. Что, я никак не разберу, потому что паника охватывает меня. Я судорожно соображаю, что могу сделать и единственное, что приходит на ум — кричать. Охрана отца должна услышать и прийти мне на помощь. Не даст же папа ему меня изнасиловать, правда?

Никто не приходит.

Я понимаю это, когда Зарецкий идет дальше, а меня все не освобождают. Охране отца плевать не просто так. У них четкий приказ, и я со страхом понимаю, что отцу всегда было плевать на меня. Он так оберегал меня, потому что я нужна была Зарецкому. Чистой, невинной, маленькой девочкой, у которой он станет первым.

Я крепко-крепко зажмуриваюсь и стараюсь отрешиться от всего происходящего. Не думать и не чувствовать, а главное, не плакать. Попытки освободиться ничего не дают. Они бесполезны из-за того, что Зарецкий слишком силен, а я излишне хрупкая.

Что я могу сделать?

Ведь на самом деле я никому не нужна и все вокруг, даже те, кто был мне дорог, оказались предателями.

Беспомощность сдавливает меня сильнее, чем руки мужчины. Я чувствую себя песчинкой, с которой могут делать всё, что угодно. Он самым грязным образом берет то, что считает своим. Лапает меня и проводит пальцами сильнее, я всхлипываю и непроизвольно выставляю ладонь.

Вдруг нашупываю то, о чем не могла даже думать. На бедре Леонида висит ствол, за который я тут же хватаю. Ахаю, чтобы мужчина думал, будто мне приятно, и медленно достаю его. Когда пистолет почти оказывается у меня в руке, мужчина резко отстраняется и выкручивает мою ладонь со зверской силой.

Пальцы прорезает острая боль, я выпускаю оружие и закусываю губы, чтобы не закричать.

— Совсем меня за идиота считаешь? — цедит он сквозь зубы, встряхивая меня как куклу. — Смелая сильно? Папочка переборщил, пока баловал тебя?

— Мне больно, хватит…

— Нет, Карина, это еще не больно, — Леонид усмехается мне в лицо. — Ты могла бы показывать характер, если бы осталась чистой. Стала бы моей женой, а не шлюхой.

Он рывком отталкивает меня. Я соскальзываю с кожаной спинки и едва не падаю на пол, в последний момент цепляясь за обивку ногтями. Перед глазами мутно, а в голове стоит туман, сквозь который едва проникает грубый насмехающийся голос Леонида.

— Твоему отцу нужны мои деньги, — продолжает он. — Наша сделка, которую мы долго готовили.

— Простите, что сорвала вашу сделку века…

Не могу заставить себя молчать. У меня не хватает сил сопротивляться его рукам, но хоть молчать не буду. Мне тошно быть покорной, когда меня втаптывают в грязь. С Дитмаром было совсем по-другому — я не чувствовала себя грязной и у меня не дрожали пальцы от отвращения.

— Не сорвала, глупышка. Мне она тоже нужна, но я дам твоему отцу меньшую долю, — он обхватывает пальцами мой подбородок и заставляет посмотреть на себя. — Ты больше не стоишь тех денег, которые я обещал за тебя. И ты не станешь мне женой, но для клуба сгодишься.

— Нет, — я мотаю головой, не веря, что слышу это. — Отец не позволит!

— Ну позови его, — Леонид замолкает на мгновение и я слышу, как тихо в доме, будто никого больше нет вокруг. — Стас мне всё позволил в тот момент, когда разрешил приехать к тебе.

Он поднимается с дивана. Оглядывает мой сгорбленный силуэт, достает сотовый из кармана и звонит кому-то из охраны. Отдает короткий приказ, в котором значится адрес, куда меня отвезти.

— Я освобожусь к вечеру, Кариночка, — бросает он, поправляя воротник рубашки. — Приведи себя в порядок и поговори с другими девочками в клубе. Они тебе объяснят, как я люблю развлекаться.

Он распоряжается мною как рабыней.

От его спокойного и учтивого тона не осталось ни следа, он разговаривает со мной как с грязной шлюхой, которая должна быть рада, что он вообще выбрал ее. Я закрываю лицо ладонями и просто жду, когда он уйдет. Мне нужна передышка, хотя бы минутная, чтобы осознать, что вообще происходит и почему моя жизнь с каждой секундой становится страшнее.

Я до сих пор не могу поверить, что моему отцу по-настоящему плевать на меня. Что он допустит не только вынужденный брак, но и роль клубной девки для меня. Я как будто повторяю судьбу сестры Кати, только с другим мужчиной. Но тоже при участии моего отца.

Когда за мной приходит охранник, я сама поднимаюсь на ноги. Лишь бы он не дергал меня и не дотрагивался. Мне плохо от чужих мужских прикосновений. И что-то происходит с моей психикой, я то и дело вижу представляю волевое лицо Дитмара. Его сильные руки, длинные пальцы, обаятельную усмешку… Словно это и есть та передышка, я думаю о нем, чтобы выдержать всё, что происходит сейчас. Мне легче от этого, и я молюсь, чтобы он остался жив.

— Карина, — бросает охранник.

— Не надо, — я выставляю ладонь и первой делаю шаг к двери. — Я сама, только не надо трогать меня.

— Тише, — он все же ловит меня за плечи и приближается, заглядывая в лицо. — Послушай…

— Хватит, хватит!