Иди за рекой - Шелли Рид

Кора Митчелл, дочь нашего соседа, старая дева, живущая в грубо сколоченной, но чистой деревянной лачуге на земле своих родителей, почти всякий день позднего лета и осени работала в нашем ларьке в обмен на то, что папа почти каждый понедельник и среду помогал им на ранчо. У наших семейств так было заведено еще задолго до моего рождения. Кора отлично справлялась – с местными обсуждала погоду, персики и сплетни, а чужим помогала почувствовать себя как дома. Она умела так очаровать покупателя, чтобы он, придя за шестью персиками, купил целую дюжину, а если рассчитывал на двенадцать, ушел с половиной корзины. Часто она распродавала все еще до обеда. Не было никакого резона ставить меня за прилавок с ней вместе – не считая травмы, которую я изо всех сил игнорировала. Но я была так зла на Сета и исполнена подозрений в отношении Форреста Дэвиса, что обрадовалась возможности отдохнуть от них обоих.

– С удовольствием, – ответила я папе.

Когда мы подъехали к выцветшему фруктовому ларьку из белой обшивочной доски, добросовестная Кора уже была на месте и ждала нас. Мы были единственными производителями персиков во всей округе, и на трассе 50 наш ларек был единственной постоянной торговой точкой, сразу за мостом, в том месте, где в Айолу заворачивала трасса 149. Кое-кто из местных фермеров иногда тоже выставлял там прилавки и торговал своей продукцией, в основном обыкновенными овощами и корнеплодами, но у нашего ларька была настоящая жестяная крыша, деревянный настил и официальная государственная лицензия. Легенда гласит, будто мой дед, получив в Ганнисоне эту лицензию, в тот же день поместил ее в рамку и повесил на стене в гостиной как картину, вместо того чтобы прикрепить к ларьку, как ему было велено.

Папа и Сет принялись вынимать корзины из кузова грузовика, с каждым выдохом выпуская изо рта в утренний холод облачко пара. Кора поприветствовала нас улыбкой с ямочками и тут же начала раскладывать прибывшие фрукты на наклонном прилавке-витрине, быстро, но с художественным вкусом составляя четкие ряды, разворачивая персики самым розовым бочком кверху и изредка отшвыривая слегка помятый плод обратно в корзину. Кора Митчелл была женщиной высокой и округлой – возможно, на тот момент моей жизни самой крупной женщиной из всех, кого я встречала, и, хотя я знала ее с рождения, при встрече с ней я частенько заново поражалась ее величине. Она носила огромную белую блузку, которая вздымалась шатром над ее колоссальной грудью и животом, и эластичные манжеты рукавов врезались в пышную плоть над локтем. Несмотря на утреннюю прохладу, когда Кора работала, по лицу ее непрерывно текли тоненькие ручейки пота. Я пристроилась с ней рядом и тоже раскладывала персики, пока папа с Сетом не закончили разгрузку и грузовик не тронулся с места.

Утро раскачивалось медленно, за первый час с небольшим у ларька побывали только несколько ранних пташек из местных. Мы с Корой перебрасывались пустяковыми фразами о погоде, фермах и наших семьях. Она сидела на широком видавшем виды табурете, который давным-давно смастерил специально для нашего ларька ее отец, и, хотя лодыжка у меня побаливала и в ларьке была еще одна табуретка, я не садилась, а ходила взад-вперед. В перерывах между покупателями Кора не сидела сложа руки, а вязала зеленый шарф, пока я снова и снова прокручивала в голове плакат Мартинделла. Мне нестерпимо хотелось рассказать Коре все, что я знаю об этом мнимом преступнике, но неудачный опыт с Милли Данлэп подсказывал, что лучше держать язык за зубами.

К девяти утра дорога была полна машин, и перед ларьком выстроилась очередь. Кора за работой не переставала со всеми болтать и сыпать комплименты, как хозяйка на званом вечере. Она радостно хихикала, когда нас благодарили за то, что ларек работает даже сейчас, в разгар осени, и просила благодарить Господа Всемогущего за такую хорошую погоду. Я надеялась, что ее веселость восполнит мою очевидную рассеянность. Я старалась вести любезный разговор, класть в пакеты столько, сколько было заказано, и правильно подсчитывать сдачу, но Кора время от времени поглядывала на меня с недоумением и подшучивала надо мной, говоря, что боль из лодыжки каким‐то образом сказалась на работе мозга.

Мне никак не удавалось совместить свое впечатление от Уила с той, другой его версией, которая распространялась по городу, – версией опасного дикаря, преступника и вора. Я ломала голову, как же мне узнать о нем правду, как увидеть его истинный образ, не искаженный сплетнями, злобой, рожденной из слепых предубеждений, и моей собственной томительной тоской по нему. Руби-Элис Экерс была единственным изгоем, которого я знала в своей жизни. Меня приучили к мысли, что она сумасшедшее, опасное и дикое существо, не заслуживающее ни уважения, ни даже просто внимания, – точь‐в-точь как Уил в глазах Сета, Милли Данлэп, Мартинделла и остальных. Тут я вспомнила о том, как утром два дня назад встретила Руби-Элис, которая стояла одна на дороге, спешившись с велосипеда. Почему же я не предложила ей помочь?

В затишье между посетителями я спросила у Коры, не видела ли она в последнее время Руби-Элис.

– Ну так‐то даже больше, чем обычно, – ответила она.

Деревянный настил простонал, когда она переместилась от корзинки с деньгами к своему табурету. Она села и несколько раз выдохнула через скрученные в трубочку губы, как будто задувала невидимые свечи.

– Торчит всю неделю на нашей дороге – чаще так стоит на одном месте, ну вроде как ждет кого‐то. Вы небось ее тож видали, она ж там почти что ни день стоит, прям, знашь, там, где ваша дорога с нашей пересекатся.

У Коры была особая манера сокращать слова, как будто некоторые из них не умещались во рту и произнести их целиком было невозможно.

– Тебе не кажется, что с ней что‐то не так? – спросила я, не успев как следует подумать над формулировкой.

– Ну… – хихикнула Кора, что означало: С чего бы начать? Список ох какой длинный.

Я попыталась исправить вопрос.

– Я в том смысле, что я тоже видела ее на нашей дороге. Это было необычно, даже для нее. Ты не думаешь, что она заболела или что‐то вроде этого?

– Че‐то я не сообразила спросить, – ответила Кора. – Можт, и заболела. Вчера мы с мамашей ехали в город, а она стоит ну прям посреди дороги, глаза выпучила, по сторонам такая зыркает. Еле-еле объехали.

Я не знала, успокоена я или наоборот встревожена тем,