Сидни Шелдон. Если наступит завтра-2 - Тилли Бэгшоу

– Подождите здесь, пожалуйста, синьор, – сказал гигант.

Один из полицейских осторожно взял чашу затянутой в перчатку рукой, сунул в прозрачный пластиковый пакет для сбора доказательств.

– Шеф Валаперти сам проводит вас в здание. Поговорите в допросной.

– А как насчет него? – Роберто Климт нервно показал на Мальдини.

– Он ничего не сможет вам сделать. – Полицейский самодовольно оглядел мужчину в наручниках. – Хотя, если предпочитаете, чтобы с вами остался кто-то из моих людей…

– Нет-нет.

Роберто был слишком тщеславен, чтобы признаться в собственных страхах, особенно в присутствии такого красавца полицейского.

– Это ни к чему. Только поскорее, хорошо? Я бы хотел, чтобы с этим было покончено.

– Разумеется.

Все трое поспешили в здание, закрыв предварительно машину. Роберто слышал, как щелкнула дверца, и осторожно посмотрел на скорчившегося рядом человека. Всего несколько часов назад Антонио Мальдини собирался его убить, ограбить и выбросить труп на обочину дороги. Недаром полицейский сказал, что он не только одаренный мошенник, но и садист.

Роберто снова затрясся. Антонио уже перехитрил его охрану, что ему стоит освободиться от наручников?

«Он может очнуться и одолеть меня, взять в заложники. Что ему терять?»

Прошло пять минут. Десять.

Ни полицейских, ни шефа Валаперти. В машине становилось душно. Мальдини стонал и что-то бормотал насчет чаши. Скоро он полностью придет в себя.

Роберто попытался открыть дверцу, которая оказалась заперта снаружи. Он нажал на кнопку открывания двери – ничего.

Чувствуя, как нарастает паника, он попытался перебраться на переднее сиденье. Сейчас, со сбившимся набок галстуком и растрепанными светлыми волосами, он выглядел смешно, поскольку чуть не застрял между задним и передним сиденьями. Но ему было все равно. Плюхнувшись наконец на место водителя, он обнаружил, что эта дверца тоже не открывается.

– Выпустите меня! – Роберто стал колотить в окна, к веселому удивлению прохожих. – Я в ловушке! Ради бога, выпустите меня!

Трое полицейских как ни в чем не бывало вышли из боковой двери здания. Прошагали несколько кварталов, прежде чем пожать друг другу руки, расстаться и раствориться в большом городе. Все трое улыбались.

Шеф Валаперти все еще сидел в автомобиле у дома Роберто на виа Венето, когда ему позвонили.

– Он что?! – Кровь отлила от его лица. – Не понимаю. В одной из наших машин? Это невозможно.

– Это определенно Климт, шеф. Он пробыл там больше часа. Прямо у нашей штаб-квартиры. Сотни людей видели его, но предполагали, что это какой-то безумец, которого мы арестовали. К тому времени, как нам об этом доложили, он уже бредил – инфаркт – и что-то твердил о чаше…

Гюнтер Хартог утирал полотняным платком с монограммой выступившие от смеха слезы:

– Так ты просто вышел на улицу с чашей Нерона под мышкой? Великолепно!

– Марко и Антонио были безупречны, – заметил Джеф. Он сидел на красном диване от Нолла в загородном доме Гюнтера, наслаждаясь честно заработанным бокалом кларета.

– Я же говорил, что они хороши.

– Мне жаль беднягу водителя. Настоящий профессионал! Он сразу понял, что происходит. Ни на секунду не сбросил скорость, когда мы пытались его остановить. Даже когда мы вытеснили его с дороги, все равно пытался уговорить Климта отдать ему чашу, чтобы благополучно доставить ее на место. Но старый дурак не отдал.

– Больше всего мне нравится, что ты оставил его у полицейского управления. Великолепный театральный жест!

– Спасибо. – Джеф ухмыльнулся. – Я так и подумал. Трейси оценила бы.

Это имя сорвалось с его губ неожиданно и повисло в воздухе как призрак, мгновенно высосав из праздничной атмосферы все веселье.

– Полагаю, ты ничего о ней не слышал?

Гюнтер печально покачал головой. На несколько секунд в комнате воцарилось тягостное молчание.

– Что же, – сказал наконец Гюнтер, – мой клиент, венгерский коллекционер, не может нарадоваться на свое приобретение. Я перевел нашим итальянским друзьям их долю прошлой ночью. А вот, дорогой мальчик, и твоя. – И протянул Джефу чек из «Коуттс», частного инвестиционного банка. На его имя. В чеке содержалась непристойно огромная цифра.

– Нет, спасибо. – Джеф вернул чек.

Гюнтер озадаченно воззрился на него.

– То есть как это «нет, спасибо»? Он твой, ты его заработал.

– Он мне не нужен.

– Не уверен, будто понимаю, что все это означает.

– Ладно. Я просто не хочу этих денег. – Джеф говорил более рассерженно, чем намеревался. – Прости, Гюнтер. Но деньги мне не помогут. Они ничего не значат. Больше они ничего не значат.

Гюнтер понимающе кивнул.

– Можешь отдать на благотворительность. Если они не помогут тебе, наверняка помогут кому-то другому. Но это твое решение, Джеф. Я не оставлю их себе.

Две недели спустя в римском издании «Легго» появилась статья под заголовком «Крошечная благотворительная организация получает удивительный подарок»:

«Рома релиф», никому не известная малобюджетная организация, посвятившая себя помощи цыганским семьям в беднейших трущобах Рима, получила анонимное пожертвование на сумму более полумиллиона евро.

Таинственный жертвователь просил основать фонд в память Нико и Фабио Траттини – двух братьев, погибших при случайном падении с высотного здания два года назад.

– Мы невероятно благодарны, – сказал Никола Джанотти, основатель «Рома релиф», в эмоциональном интервью. – И потрясены. Благодарим Бога за доброту незнакомых людей.

Стимбоут-Спрингс, Колорадо

Три месяца спустя

Трейси стояла на крыльце нового дома и смотрела на горы. Она выбрала это место из-за его уединенности и поразительных по красоте пейзажей. Дом стоял недалеко от частной дороги в холмах, над странным городком Стимбоут-Спрингс. Скалистые горы со снежными шапками возвышались, как великаны-охранники, на фоне неба, голубого и безоблачного даже в это холодное октябрьское утро. Трейси ощущала запахи сосны и дыма и слышала отдаленное ржание лошадей на лугах.

Конечно, это разительно отличалось от ее детства в Новом Орлеане.

Трейси осторожно погладила большой живот. Ее отец был механиком, мать – домашней хозяйкой, и хотя в семье Уитни никогда не водилось много денег, она была очень счастлива. Как всякая выросшая в городе девочка, она мечтала об открытых пространствах и пони. О чем-то вроде Стимбоут-Спрингса.

«Ты счастливица, Эми. Вырастешь здесь, и все будет просто идеально», – мысленно обратилась Трейси к ребенку.