Польский синдром, или Мои приключения за рубежом - Вероника Вениаминовна Витсон

я не могла двинуться с места, а бык приближался с намерением сокрушить меня, словно я была красной тряпкой, и уже довольно отчётливо были видны его огромные рога, приготовленные для удара. Неожиданно появился другой бык, и я молниеносно оказалась сидящей на нём верхом, словно на лошади без седла, держась обеими руками за его мощные рога. Казалось, эти два самца сплетутся в жестокой схватке не на жизнь, а на смерть, но совершенно неожиданно бык, который хотел меня уничтожить, остановился и пристыженно опустил голову, превратившись затем в дрожащего от страха кролика, поджавшего длинные уши. Я проснулась в холодном поту, сердце моё бешено колотилось.

Теперь я понимала, что означал этот вещий сон. Источник снов предупреждает меня всякий раз о событии значимом, которое должно произойти в моей жизни. И на сей раз я была предупреждена кем-то, хоть и с помощью символов, но исход ситуации был ясен: бык – животное, символизирующее опасность и страх, превращается в робкое и трусливое существо – кролика.

– Вальдемар, ну скажи мне, что я сделала не так? Что такожесточило его против меня? – простонала я, всё ещё всхлипывая.

– Ты не сделала ничего плохого, ты просто не оправдалаих надежд, отказавшись быть источником вечного вымогательства. Это твоя единственная вина. Но главная причина – ты стала сотрудничать с паном Мечиславом.

– Но неужели, снимая у них квартиру, я автоматически ли-шаюсь свободы и права делать то, что я хочу, а они приобрели надо мной шефство и будут решать за меня всё без исключения и контролировать все мои поступки? Я и так живу тихо, как серая мышка!

Он расхохотался. Я впервые видела, как он смеётся, раньше мне казалось, что он не умеет смеяться от души, что дать волю хохоту могут только натуры широкие и открытые для радости, имеющие тёплую душу. Я считала, что натуры чёрствые и холодные, каковым был Вальдемар, не смеются никогда, но это оказалось не совсем так. Впрочем, это был первый и последний раз, я больше никогда не слышала его смеха.

– Вальдемар, кто ты? Почему он так боится тебя? – спро-сила я удивлённо.

Его лицо вновь приняло то холодное выражение, что так настораживало в нём. Глаза излучали циничную холодность. Мгновение он словно раздумывал, признаться ли мне в той страшной правде, которую носил в себе, а я, вся трепеща, боялась её услышать; он понимал, что не должен произносить её вслух.

– Тебе не нужно это знать! – отрезал он, давая понять, чтоподобные вопросы неуместны, и в его голосе зазвучали резкие нотки.

Глава 13

Неожиданно я приобрела телохранителя, посланного кемто в нужный момент, чтобы быть спасённой от верной гибели. И если небом ниспослан был именно Вальдемар, то, несомненно, на тот момент времени никто другой не мог выполнить эту функцию лучше, чем он.

Из ряда вон выходящее событие, произошедшее накануне, поглотило вопрос: какое же важное сообщение или дело привело его в мой дом? Об этом я спросила Вальдемара только на следующий день утром.

– Я пришёл сказать, что люблю тебя, – ответил он, метнувбыстрый взгляд, проверяя, какое действие производит сказанное.

Признание в любви прозвучало издевательски. Слова, идущие от сердца, не произносят так, словно режа ими воздух. Создалось напряжение, которое нечем было разрядить. Он уже стоял одетый у порога, намереваясь выйти.

– Куда ты идёшь так рано? – спросила я, чтобы что-нибудь сказать.

На мгновение замявшись, он стоял в нерешительности, словно взвешивая, что ответить.

– По делам, – процедили стиснутые губы, а их владелецтотчас же исчез за дверью.

Потянулись дни, которые я вспоминаю с леденящим сердце страхом и только сейчас, по прошествии времени, понимаю по какому острому лезвию я ходила, какая страшная и необратимая печальная драма могла разыграться каждую минуту или даже мгновение.

Вальдемар просыпался очень рано и около шести часов утра выходил из дома, словно был кем-то запрограммирован, или же в его голове было вмонтировано специальное будящее устройство, причём, это происходило ежедневно, невзирая на выходные. Конечно же, он не работал и не числился нигде на службе, что было предметом его гордости, о чём он самодовольно любил повторять, что является человеком свободным, вкладывая в слово «свобода», что-то своё личное. Появлялся он, исключительно, чтобы утолить голод и выспаться, причём, всегда пьяный и мрачный до злости. Можно было только догадываться куда он ходит ежедневно, вставая ни свет ни заря, пробуждаясь в одно и то же время.

Дня два ему удалось продержаться в добром расположении духа, но потом он устал притворяться и дал волю своему истинному мрачному нраву – большую часть времени был понур, молчалив и пьян.

Как-то вечером, буквально ввалившись в прихожую и едва держась на ногах, он сразу же упал на диван одетым. Мне показалось, что он уснул, но прошло минут двадцать, и его тело вдруг забилось в эпилептических конвульсиях: оно дёргалось и подскакивало, периодически мощно напрягаясь, вытягивалось; зубы выстукивали лихорадочную дробь; глаза закатились.

Первой мыслью было вызвать скорую помощь, но сначала я решилась попробовать помочь больному сама – схватила карандаш с гладким округлым концом и давила, массируя точки на теле, под механическим воздействием расслабляющие судороги мышц. Я терпеливо трудилась, в то время как он был безучастен к процедурам, находясь в обморочно-алкогольном состоянии. Моё усердие воздалось сторицей – конвульсии стали реже и, наконец, совсем прекратились. Он затих, но глаз так и не открыл, и только ровное дыхание свидетельствовало о том, что в его обмякшем теле тлеет жизнь.

Что бы было, если бы я не сделала массаж активных точек? Была ли это какая-то серьёзная болезнь или случайный приступ, вызванный скоплением большого количества алкоголя в крови я не знала. Главным было то, что приступ миновал.

Всю ночь я не могла уснуть, бодрствуя, чтобы в любой момент прийти ему на помощь, но приступ не повторился. Моему удивлению не было границ, когда перед шестью часами он зашевелился, пробуждаясь, как обычно, в то же самое время, – чернее тучи, исчезнув на четверть часа в ванной комнате, потом оделся, намереваясь выйти.

– Вальдемар, мне кажется, тебе нужно остаться дома сегодня! Ты знаешь, что произошло вчера? У тебя был приступ падучей болезни! – вскричала я с благими намерениями, загораживая собой входную дверь.

То, что я сообщила, вовсе не удивило его, он молча отстранил меня, злобно заскрежетав зубами и, повернув ключ в дверном замке, вышел.

Я была настолько наивна, что поначалу пыталась направить его на путь истинный путём разных воспитательно-педагогических приёмов,