Юлий Цезарь - Глеб Благовещенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дипломатия, что и говорить, это искусство!
С одной стороны, Цезарь сулит лишь благо, а с другой стороны – ставит Ариовиста в заведомо безвыходное положение. Легко подумать, что Цезарь благодушен и смиренен, но на деле он наступает. Наступает неотвратимо и страшно. Ариовист чувствует это и, будучи явно не робкого десятка (а как иначе – он же германец, истинный вояка!), принимает вызов Цезаря.
Характерны весьма его слова, запечатленные в тексте «Записок»: «Ариовист отвечал: право войны позволяет победителям распоряжаться с побежденными, как им угодно; так и римский народ привык распоряжаться с побежденными не по чужому предписанию, но по собственному усмотрению. Если сам он не предписывает римскому народу способов осуществления его права, то и римский народ не должен мешать ему пользоваться своим законным правом. Эдуи сделались его данниками потому, что они решили испытать военное счастье, вступили в бой и были побеждены. Цезарь совершает большую несправедливость, уменьшая своим прибытием его доходы. Эдуям он заложников не возвратит, но не намерен без законного основания открывать войну ни против них, ни против их союзников, если они будут оставаться верными условиям договора и ежегодно платить дань; в противном случае им нисколько не поможет титул братьев римского народа. Правда, Цезарь заявляет ему, что не будет закрывать глаза на обиды, чинимые эдуям, но для всех, кто до сих пор вступал с ним, Ариовистом, в борьбу, эта борьба была гибельной. Пусть Цезарь идет, когда хочет: он тогда убедится, что значит храбрость непобедимых германцев, этих очень опытных воинов, которые за последние четырнадцать лет совсем не бывали под кровлей дома».
Проигнорировать то обстоятельство, что Ариовист принял его завуалированный вызов, Цезарь, конечно же, не мог. Тем более что почти одновременно с ответом Ариовиста прибыла очередная депутация от эдуев с новыми сетованиями на очередные жесточайшие притеснения. Помимо всего прочего, эдуи поведали Цезарю о внушительном полчище свебов, собравшихся на берегу Рейна и явно готовящихся слиться с основными силами Ариовиста.
Титульный лист «Записок о Галльской войне» (издание XVIII в.)
Цезарь отлично понял, что промедление смерти подобно.
Он отдал приказ, и его бравые легионы, снабженные продовольствием (он и об этом успел позаботиться!), стремительно двинулись в направлении расположения главных сил Ариовиста.
Так начался новый эпизод (или этап, как угодно) Галльской войны.
Трое суток продолжался этот невероятный марш-бросок, когда вдруг, если верить автору «Записок», Цезаря известили о том, что «Ариовист со всеми своими силами направляется для захвата главного города секванов – Весонтиона – и уже отошел на три дневных перехода от границ своей страны. Занятие этого города Цезарь считал нужным всячески предупредить. Именно здесь легко можно было найти много всяких военных запасов, и уже по самому характеру местности город был так защищен, что открывал полную возможность затянуть войну… Цезарь двинулся сюда ускоренным маршем, не прекращая его ни днем ни ночью, и, заняв город, поставил в нем гарнизон».
Что ж, мы видим, Цезарь по-прежнему верен себе и стремится обеспечить своей армии тактическое и позиционное превосходство. Достигнув этого, он решил подсобрать полезную информацию – последние сведения о тех, с кем легионерам предстояло сойтись в бою. До сведения римлян галлы и бродячие торговцы довели, что «германцы отличаются огромным ростом, изумительной храбростью и опытностью в употреблении оружия: в частых сражениях с ними галлы не могли выносить даже выражения их лица и острого взора».
Это изрядно огорошило римлян: «Вследствие этих россказней всем войском вдруг овладела такая робость, которая немало смутила все умы и сердца. Страх обнаружился сначала у военных трибунов, начальников отрядов и других, которые не имели большого опыта в военном деле и последовали из Рима за Цезарем только ради дружбы с ним. Последние под разными предлогами стали просить у него позволения уехать в отпуск по неотложным делам; лишь некоторые оставались из стыда, не желая навлечь на себя подозрение в трусости. Но они не могли изменить выражение лица, а подчас и удержаться от слез: забиваясь в свои палатки, они либо в одиночестве жаловались на свою судьбу, либо скорбели с друзьями об общей опасности. Везде во всем лагере составлялись завещания. Трусливые возгласы молодежи стали мало-помалу производить сильное впечатление даже на очень опытных в лагерной службе людей: на солдат, центурионов, начальников конницы. Те из них, которые хотели казаться менее трусливыми, говорили, что они боятся не врага, но трудных перевалов и обширных лесов, отделяющих римлян от Ариовиста, и что опасаются также за правильность подвоза провианта. Некоторые даже заявили Цезарю, что солдаты не послушаются его приказа сняться с лагеря и двинуться на врага и из страха не двинутся».
Вот вам и железная гвардия легионеров!
Только что они еще полагали себя победителями и готовились увенчать себя новыми победными лаврами, однако россказни непутевых галлов и каких-то заезжих купчишек столь сильно повлияли на них, что в войске явно началось брожение умов!
Очень важное свидетельство «Записок», надо сказать.
А что же Цезарь?
Неужто и к этому он был готов?
Пожалуй, это не важно. Главное то, что он ни на миг не утратил присутствие духа.
Сказано в «Записках» следующее:
«Цезарь созвал военный совет, на который пригласил также центурионов всех рангов, и в гневных выражениях высказал порицание прежде всего за то, что они думают, будто их дело – спрашивать и раздумывать, куда и с какой целью их ведут. В его консульство Ариовист усердно домогался дружбы римского народа: откуда же можно заключить, что он теперь без всяких оснований откажется от своих обязательств? Он, по крайней мере, держится того убеждения, что, как только Ариовист познакомится с его требованиями и удостоверится в их справедливости, он не станет отталкивать от себя расположения его, Цезаря, и римского народа.
Но если даже под влиянием бешенства и безумия он действительно начнет войну, так чего же они в конце концов боятся? И зачем они отчаиваются в своей собственной храбрости и в осмотрительности своего полководца? Ведь с этим врагом померились на памяти наших отцов, когда Г. Марий разбил кимбров и тевтонов, – и войско явно заслужило не меньшую славу, чем сам полководец: померились недавно и в Италии во время восстания рабов, когда ему все-таки некоторую пользу принес полученный от нас опыт и дисциплина. В конце концов они одолели врага, несмотря на его вооружение и победы, хотя перед этим некоторое время без всякого основания боялись его, даже пока он был плохо вооружен. По этому можно судить, сколько выгоды заключает в себе стойкость.
Наконец, это все тот же враг, над которым часто одерживали победы гельветы, и притом не только на своей, но по большей части на его земле, а ведь гельветы никогда не могли устоять против нашего войска. Но если некоторых смущает неудачное сражение и бегство галлов, то, разобрав дело, они поймут, что галлы были утомлены продолжительной войной.