Без фильтра. Ни стыда, ни сожалений, только я - Лили Коллинз

Как только Грейс выговорилась, я воспользовалась случаем и обняла её. И сказала, как сильно она ошибается. Сколько себя помню, я всегда усердно работала, чтобы чувствовать уверенность в себе. Мне совсем не хотелось, чтобы она ощущала себя менее значимой или недостойной только потому, что у неё сложилось ложное представление обо мне. Тем более что в ней я увидела себя в её возрасте. Когда мне было четырнадцать, я тоже не понимала, как соблюсти баланс, позволяя телу расти, но при этом контролировать его, как заглушить голоса в голове, которые говорили, что я недостаточно красивая, недостаточно стройная, недостаточно хорошая. Вспоминая об этом, я понимаю, что была ещё слишком маленькой, чтобы переживать о таких вещах. Не стоило так сильно беспокоиться о своей внешности или о том, как лишать себя удовольствий. Я не позволяла себе просто быть ребёнком, а природе — делать своё дело. Поэтому я уж точно не собиралась позволить своей маленькой подруге пойти по моим стопам.

Я была полна решимости убедить Грейс в том, что все мы переживаем одни и те же сомнения, и что нет никакого магического фильтра, разделяющего нас на тех, кто появляется на страницах журналов, и тех, кто эти журналы читает. В конце концов, я и сама, листая журналы, сравнивала себя с девушками на фотографиях, хотя мне прекрасно известно, какое количество редактирований в «Фотошопе» проходят эти снимки. Я по-прежнему находилась под влиянием этих картинок и того, что читала, в том числе и той статьи, в которой актрисы ненавидели спортзал и ели, что хотели. И это при том, что мне совершенно точно известна их цель — создать определённый образ.

Разговаривая с Грейс о всех важных вещах, на которых ей сейчас стоит сфокусироваться — например, вести здоровый образ жизни, понимать, что ей нужно, и знать, чем подпитывать своё тело, как можно меньше употреблять слово «диетический», когда речь идёт о еде, — я призналась себе, что пока росла, моя чрезвычайная осведомлённость обо всём этом порой играла слишком важную роль. И ставила под угрозу наслаждение каждым моментом, настоящим, жизнью в целом.

Я не в силах изменить своё прошлое, да и не то чтобы мне этого хочется. Я могу лишь двигаться вперёд, применять на практике всё, что я усвоила, и делиться мудростью с Грейс и другими молоденькими девушками, которые, возможно, даже не знают, что им нужно услышать эти слова. Я не думаю, что мои проблемы с телом когда-нибудь полностью исчезнут, но я определённо больше знаю о них и вижу их в другом свете. Я хорошо питаюсь и занимаюсь спортом, чтобы чувствовать себя сильной и здоровой, чтобы хорошо выглядеть — но для себя, не для кого-то другого. Я научилась не позволять сомнениям по поводу своего тела или субъективным мнениям других людей контролировать мою жизнь. Вместо этого я окружила себя позитивными, жизнелюбивыми женщинами, которые вдохновляют меня находить новые силы, чтобы работать над собой ещё усерднее. Потому что конечная цель — превосходно ощущать себя в собственном теле.

Когда мы закончили наш разговор, выражение глаз Грейс стало для меня бесценной наградой. Я увидела, как с её плеч свалился огромный груз, я прямо-таки физически ощущала испытанное ею облегчение. И мне самой почему-то тоже стало легче. Настроение поднялось. В тот самый момент я осознала, что, беседуя с Грейс, я говорила с собой четырнадцатилетней. Я умоляла юную Лили отпустить сомнения, принять себя и ощутить абсолютную, истинную свободу.

Я считаю, мне повезло, что представилась такая возможность открыться, и не только потому, что это сблизило нас с Грейс, но и потому, что я узнала многое о себе. Как бы мне хотелось, чтобы тогда, когда я была тинейджером, нашёлся кто-то примерно моего возраста, кто столкнулся с такими же, как у меня проблемами, с кем можно было бы поговорить и на кого можно было бы положиться. Страхи и проблемы не исчезнут только потому, что мы не говорим о них. Напротив, мы не сможем полностью разобраться с ними, если не откроемся. Наш с Грейс разговор напомнил мне, какую большую роль играли средства массовой информации в том, как я видела себя в сравнении с другими женщинами, и в том, как другие женщины видят меня. И сейчас я как никогда осознаю, насколько тонка грань между правдой и вымыслом. Даже когда считаю, что у меня есть хоть какое-то подобие контроля над тем, как меня воспринимают, я ошибаюсь. Это вдохновило меня на то, чтобы быть ещё более честной по отношению к самой себе и открыто рассказать остальным о своих комплексах.

Может, если бы я больше делилась своими тревогами, когда была в возрасте Грейс, то у меня не было бы ощущения, что я прошла через всё в одиночку. Когда я сама определяю, как и когда признать правду, то возвращаю себе силу, которую когда-то украли у меня мои комплексы. Я больше никогда не позволю им диктовать, как мне жить. Кроме того, тайны до добра не доводят. Если я открою свои секреты тому, кому доверяю, то смогу почувствовать участие и поддержку. В этом-то и весь смысл.

По-моему, это здорово, когда мы можем довериться кому-то, пусть даже незнакомцу, когда готовы открыться и поделиться личным. Я даже не смогу сосчитать, сколько раз оказывалась среди случайных людей, и в итоге между нами возникали тёплые отношения на почве обсуждения проблем в делах любовных и семейных или наших повседневных страхов. Вот что значит быть живым: переживать одни и те же моменты, делиться приобретённым опытом, чувствовать те же эмоции. Все мы люди. Все мы хотим ощущать себя частичкой чего-то большего. Но иногда, лишь почувствовав желание поделиться с людьми личным, мы прячем головы в песок, убеждаем себя, что никто не поймёт наши проблемы, что мы посторонние. Мы становимся своими худшими врагами и замыкаемся в себе — но из-за этой самоизоляции другие люди не могут протянуть нам руку помощи, когда мы нуждаемся в ней больше всего. Я поняла, что лучше поговорить с кем-нибудь о том, что происходит; это облегчит стресс и заглушит страхи, потому что велики шансы того, что тот, кому я доверилась, знает, через что мне приходится проходить. Возможно, в его жизни уже случалось подобное либо с ним, либо с кем-то из его друзей. Выслушав и показав своё понимание, такие люди помогают собраться с мыслями и успокоиться, как это было после разговора с Грейс.

Беседа не начинается, пока кто-то не заговорит первым. Чтобы это произошло, нам необходимо ощущать себя в безопасности, и создание такой атмосферы является ключевым моментом. Не важно, сколько в комнате человек — два или двести, — без ощущения пространства и свободы мы не сможем открыться полностью. В моей школе Гарвард-Уэстлейк я участвовала в волонтёрской программе помощи ровесникам. Это были случайным образом отобранные группы школьников, состоящие из двух руководителей, двух стажёров и нескольких учеников, и мы встречались каждый понедельник, по два часа, в выделенных нам классных комнатах. Я участвовала в собраниях в десятом, одиннадцатом и двенадцатом классах, и комфортные условия вдохновляли меня открыться и разделить с остальными свою любовь слушать и быть сопричастной. Я уверенно делилась многими личными вещами и тем самым подталкивала других сделать то же самое. Я научилась оказывать поддержку и помогать более замкнутым ученикам использовать свой голос. Никто не чувствовал себя словно на приёме у психотерапевта, не ощущал неловкости — среди нас не было взрослых и всё было конфиденциально, и мы спокойно опускали нашу защиту. Кто-то может подумать, что правила секретности полностью игнорировались — в конце концов, старшая школа считается периодом сплетен и ударов в спину. Но это было не так. Программа оказалась очень эффективной, уникальной и такой важной для нас, что соблюдение тайны было священным. Мы были равными партнёрами, которые поддерживали друг друга, в отличие от остальных наших сверстников, которые всего лишь существовали в том же времени и пространстве. Группа незнакомцев стала группой друзей, которые делились друг с другом своим опытом и переживаниями. Совершенно неожиданно старшая школа, огромное и наводящее ужас место, стала маленькой и комфортной. Люди, с которыми, как мне казалось, у меня нет ничего общего, стали потрясающей частью того отрезка жизненного пути длиной в три года. Они подставляли плечо, чтобы можно было выплакаться, улыбались вместе со мной и смеялись за компанию. Мы изливали свои чувства и делились своими самыми сокровенными тайнами и страхами, тем самым избавляясь от негативных эмоций. Суть была не в том, чтобы дать кому-нибудь совет, а в том, чтобы выслушать, задать серьёзные вопросы и позволить человеку найти решение самому. Такие простые действия в отношении других — и получение того же от них — стали потрясающим, исключительным даром — и он останется со мной до конца моих дней.