Нулевой контракт - Дмитрий Львович Казаков

пальцем в Васю, и тот пробормотал «А чего я»?». — И начнет всех нас кушать. Поможет нам это расследование?

Комотделения стоял в окружении, разъяренные бойцы теснили его со всех сторон. Если он и боялся, то вида не показывал, но я подозревал, что у него есть секретное оружие… помимо устава и воинской дисциплины.

Цзянь мог заикнуться о «священной плоти», и тогда Джавал с приятелями порвут за него любого.

— Смирно! — донеслось с лестницы, и мы невольно вытянулись, даже разбушевавшийся Эрик прижал руки к бокам. — В шеренгу построились, — в голосе Поля звучала обычная властность, та уверенность в себе, которую ни за какие деньги не купишь, только воспитаешь.

Ему хотелось подчиняться.

— Надеть респираторы, и до приказа не снимать! — продолжил комвзвода. — Хорошо. Теперь слушайте меня. Подлый враг, нападение которого мы вчера храбро отбили, решился на новую вылазку. Только на этот раз он пустил в ход отравляющие вещества…

Услышав слова «подлый враг», я понял, что нам сейчас будут вешать на уши пасту карбонара. Задача Поля — успокоить бойцов, привести к повиновению, заставить шевелиться, и для этого предложить более-менее очевидную версию событий, в которую легко можно поверить, а заодно — подсунуть врага, чтобы было на кого обратить ненависть.

Ну а дрищи для этого подходят как никто, ведь стреляли же они в нас?

Но я не верил в то, что это химическая атака, слишком уж избирательно она подействовала. Зацепила только одну казарму из трех, и при этом никаких признаков отравляющих веществ никто не заметил — ни дыма, ни запахов, ни жжения в глазах или рту.

И никакие ОВ не могут изменить человека так, как это произошло с Гомесом!

Тот словно перенес невероятно быструю, уродующую весь организм и разрушающую психику болезнь.

— Сейчас вам будет введен универсальный антидот, — говорил тем временем Поль. — После этого вы все будете в безопасности. Но респираторы все равно снимать запрещается. Разъяснения по поводу ситуации последуют, но потом. А наше дело — выполнить боевую задачу, которую поставит перед нами командование батальона. Полагаю — это разведка. Ближняя, за пределами периметра — везде, где к нему можно подойти.

Отличная перспектива — сунуться за ограду, во владения дрищей, и еще ночью.

— Все готовы? Тогда за мной, — велел комвзвода, и первым затопал к входной двери.

Снаружи царил хаос, рычали моторами и носились пикапы, мелькали в свете фар бегущие фигуры. В черном небе висела луна, уже не полная, скособоченная, и видимо от этого удивленная, по сторонам от нее посверкивали вспышки, словно с поверхности спутника запускали салют.

— Жиру, это ваши? — навстречу нам шагнула мощная фигура, комбата Збржчака я узнал только по голосу.

— Так точно, — отозвался Поль.

К этому времени глаза мои привыкли, и я с удивлением обнаружил, что отец-командир с трудом стоит на ногах, его мотает вперед-назад, из стороны в сторону, как бывает у очень пьяного человека. Понятно теперь, почему от него воняет какой-то пряной дрянью, зачем ему жвачка и леденцы — чтобы скрыть выхлоп.

— Помогайте с п-погрузкой, пока первую роту колют, — говорить Збржчак ухитрялся нормально, разве что иногда запинался.

У входа в казарму третьей роты стояло несколько грузовиков, и из здания к ним носили продолговатые свертки.

— О Аллах, — прошептал стоявший рядом со мной Фейсал. — Это же трупы.

Грузить тела бывших товарищей — так себе работенка, мало чем лучше ночной разведки в опасной пустыне.

* * *

Управились мы с уколами и погрузкой быстро, примерно за час.

— Сто пятьдесят семь, — проговорил Ингвар, когда отъехала вторая машина, нагруженная телами. — И это только те, кого мы перенесли, а ведь был еще кто-то и до нас.

Судя по цифрам, третья рота перестала существовать.

За несколько часов, без единого выстрела, уничтожила сама себя.

— Бред, — вздохнул Вася, оттягивая респиратор и утирая потное лицо. — Это мне снится. Этого не может быть.

В небе громыхнуло, и яркий метеор вспыхнул в зените, понесся к западному горизонту, обгоняя луну.

— И это еще? Там явно воюют! — Эрик с раздражением посмотрел вверх. — Какого черта! Почему нам никто ни хрена не говорит?

— Отделение, за мной! Бегом, марш! — это Цзянь обнаружил, что мы ничем не заняты.

А бойцу нельзя давать время и силы на всяческие свободные мысли, иначе он может придумать невесть что, и наши командиры это правило знали.

Первое и второе отделение трюхали впереди, мы бежали следом за ними, мимо нашей казармы, в сторону КПП и водокачки. Пар вырывался изо рта, и привычное вроде бы снаряжение казалось необычайно тяжелым, словно я сошел с ума и взгромоздил на себя сразу два броника и пару касок.

Я ждал, что нас теперь и правда отправят прочесывать барханы, вооружив боевыми пылесосами. Но нет, мы свернули от выхода за пределы периметра, ломанулись по дороге между плацем и штабным корпусом.

Сзади донесся рев мотора, лучи фар ударили из-за спины, легли на асфальт длинные черные тени.

— Дорогу, мать вашу! — судя по голосу, батяня-комбат наш был просто в хлам. — Освободить нем-медленно! Куда претесь, как стадо баранов? Пр-ропустить командира!

Мы сдали к обочине, и мимо пронесся пикап, за рулем которого сидел боец, а Збржчак стоял на сидении рядом, раскачиваясь туда-сюда.

— К обороне приготовиться! — орал он. — Бойцы, я поведу вас к славным победам! Собачья кровь!

Машину тряхнуло на выбоине, и комбат замолк, видимо прикусил язык, но через мгновение заорал снова. На этот раз досталось «дебилорожденным криворуким упырям», строившим тут все, и «козозалупному шерстохерому засранцу», управлявшему пикапом.

— Свинья свиньей, а ругаться умеет, — уважительно произнес бежавший за мной Фейсал.

Верхушка диспетчерской башни неярко светилась во мраке, неспешно крутились антенны. По самой посадочной зоне бегали цепочки огней, и прямо сейчас в одном из окантованных светящимися линиями квадратов медленно таял окутанный алым сиянием грузовик.

Видимо один из тех, куда мы грузили трупы.

Тут произошла заминка, поскольку наши командиры обнаружили, что не очень хорошо понимают, какой боевой задачей нас нагрузили. Появился Нгуен, рявкнул на Поля, затем из тьмы возник шатающийся комбат и завопил на подчиненных как на провинившуюся школоту.

Мы слушали, как офицеры упражняются в красноречии.

— Когда я был маленький, — сказал Ингвар, — я думал, что армия — это когда порядок. Дисциплина.

С разных сторон донеслись смешки.