Ликей - Яна Завацкая

— В кабине.

Джейн вскарабкалась по трапу, закрыла за собой люк, после чего трап самостоятельно отъехал в сторону. Алексей включил компьютер и изучал карту полета.

— С парашютом умеете прыгать? — спросил он.

— Прыгала два раза, — ответила Джейн, — «Чайку» тоже пилотировать могу, права есть…

Алексей чуть улыбнулся.

— Так я вам практически и не нужен…

Помолчал немного, занимаясь проверкой систем, потом пояснил.

— О парашюте я спросил по инструкции… если вы не умеете, я обязан вас проинструктировать.

— Нас всех учат, — объяснила Джейн. Алексей кивнул, запросил диспетчерскую. Мотор уже разогревался. Джейн задумалась, глядя сквозь стекло на техников, суетящихся вокруг только что подрулившего «Ветерка», и очнулась только когда машина тронулась с места.

«Чайка» со скоростью средней городской автомашины, шныряя между аэробусами, вырулила на полосу и понеслась по ней, почти незаметно оторвалась от земли — разбег был совсем небольшим. Алексей вел самолет небрежно, откинувшись в кресле, почти не глядя на пульт управления. Двумя пальцами тянул на себя ручку, перед носом «Чайки» застыла однообразная картина густой и тягучей небесной синевы. Алексей накренил самолет, выводя его на курс. Внизу мелькнули квадратики зданий, посадок, кривые линии рек и дорог. Пилот посмотрел на Джейн.

— Не слишком резко, нет? — и тут же уменьшил крен машины, — Я немного увлекся, простите.

— Нет-нет, — сказала Джейн, — не беспокойтесь, я хорошо переношу полеты.

— «Чайка» для пассажира очень мягкая машина, — пояснил пилот, — а это Р16, последняя калифорнийская модель. Вот так, мы уже в заданном коридоре. Высота 5 тысяч 300 метров.

— Я летала на «Чайке», — заметила Джейн, — и на права на ней же сдавала. Но вы очень хорошо пилотируете. Я-то так, любитель.

Алексей улыбнулся как-то криво.

— А вы знаете, — вдруг сказал он, — был такой русский истребитель «Чайка», в 20 веке еще. Биплан. Маленький такой, медленный, но ничего, работал… он еще во вторую мировую войну летал. А вот теперь мы просто скалькировали английское название для маленького транспортника.

— Да, это любопытно, — согласилась Джейн, подумав, что словарный запас летчика не так уж мал для не-ликеида. Она даже украдкой скосила глаза на его форму — но нет, значка не было. Да и не могло быть… пилот-ликеид — на «Чайке»?!

— Против музыки не возражаете? — спросил Алексей и что-то набрал левой рукой на клавиатуре. Раздались тихие, светлые аккорды, и потом вступил хор. Джейн узнала Моцарта, «Ave verum»…

Ave, ave, verum corpus, natum de Maria virgine… — пели чистые, похожие на ангельские голоса.

Какой странный выбор, опять же. Это даже не обычная классика… Джейн скосила глаза на пилота — тот тихо улыбался, в глазах светилось удовольствие. Губы слегка шевелились, и можно было разобрать, что он повторяет вслед за хором.

Esto nobis praegustatum,

In mortis examine…

Джейн откинулась в кресле и отдалась спокойным, радостным звукам, созерцанию бездонной небесной голубизны…

Для нее не было новостью, что в кабине малых самолетов разрешено слушать музыку. В Америке многие богатые семьи позволяли себе личный самолет или вертолет, это считалось уже чем-то вроде автомашины. Поэтому заботились о комфорте пилота и пассажиров… конечно, существовало специальное устройство, автоматически выключающее музыку в случае каких-нибудь важных сообщений в эфире.

Алексей оказался человеком молчаливым. Почти весь путь они слушали музыку, и Джейн оставалось только удивляться выбору, который был бы необычным, даже будь Алексей ликеидом. Звучали торжественные мессы Гайдна, Моцарта, Шуберта, Керубини. Но ей самой доставлял огромное наслаждение этот полет в чистом небе, под божественные звуки органа и человеческих голосов. Через два часа они приземлились в Приморском Аэропорту Мурманска.

«Здравствуй, Сэм,

Моя инспекторская поездка скоро подойдет к концу. Завтра с утра вылетаем в Петрозаводск, где я должна посетить местную консультацию — и все, обратно в Петербург. Я уже немного соскучилась по нему, ведь теперь это мой дом, хоть и временный.

Я не писала тебе все это время, извини. Была слишком занята, а вечером, когда приходишь в гостиницу, только успеваешь помедитировать, привести себя в порядок — и спать. Но я думала о тебе постоянно, и о том, что ты написал мне — тоже.

В целом у меня все нормально. Хотя впечатление от поездки тяжелое. Это даже не Петербург, где население более или менее цивилизовано. Скажем так, провинция — это Россия в квадрате. Больше безалаберности, расхлябанности, бескультурья, как психологического, так и общего. Просто обыкновенной грязи. Меньше образованных людей (не говоря о ликеидах), меньше понимания и желания что-то делать. Перечислять все мелочи, которые я видела за эти дни? Валяющихся под забором — да, представь себе! — пьяных? Подростков, обкуренных, бессмысленно шатающихся по улицам… а эти ужасные дверные грязные ручки — я не видела здесь ни одной автоматической двери. А этот транспорт… разумеется, я брала машину напрокат, но даже снаружи видеть эти автобусы тяжело. Эти женщины с тяжелыми сумками. Проститутки, прохаживающиеся по коридору отеля. Впрочем, я прекращаю это бессмысленное занятие. Всего не опишешь, это раз, а во-вторых, в Боливии дела обстоят ничуть не лучше.

В отношении самой цели моей поездки — я ужаснулась, увидев, на каком допотопном оборудовании здесь делают анализы. Вообрази, у них нет, например, наносканеров… Единственный я видела в Мурманске, да и тот уже достиг почтенного тридцатилетнего возраста. Реактивы местного производства дают фальшивые результаты в 10 % случаев… ну и так далее. Бедность, бедность и еще раз бедность…

А ведь все Семейные Консультации находятся под специальной опекой Ликея, им постоянно выделяют средства… ох, я начинаю опасаться, что средства эти вложены в чьи-то особняки и вертолеты. Здесь нужна работа не генетика, а детектива, и я подумываю о том, чтобы задействовать экономический отдел Интерпола, когда вернусь в Питер.

Впрочем, опять же, нет смысла подробно рассказывать о состоянии дел в отдельных консультациях… хотя тут много полезного и поучительного. Скажу только вывод. Я поняла для себя. Бедность бедностью, а суть лежит в психологии этих людей. Как нас правильно учили, все начинается в нашей голове и сердце.

Даже в самой бедной консультации можно ведь посадить вежливых, доброжелательных сотрудников, сделать косметический ремонт, ежедневно тщательно мыть полы. На столик в комнате ожидания положить стопку журналов. В конце концов не так важны реактивы и приборы! Полвека назад работали с такими и у нас. Не так важно, насколько точно будет произведен анализ — грубые патологии и так можно определить, а это самое главное. Но важно, чтобы у людей от консультации создавалось впечатление чего-то светлого и правильного… а не обычного заштатного русского учреждения. В Мурманском Центре есть ликеид, и он, бедный, как-то поддерживает относительно приличный характер учреждения, в одиночку борясь с косностью сотрудников. А в остальных консультациях… Сэм, это мрак, тьма египетская.