Грешный - Шарлотта Физерстоун

— Джейн, за вами прибыла карета. Я приказал подать ее чуть раньше обычного. У вас была долгая тяжелая ночь.

Ненависть вторглась в сознание Мэтью. Неужели Джейн — возлюбленная доктора? Или жена? Черт возьми, а Уоллингфорд уже привык думать, что она принадлежит только ему!

— Очень любезно с вашей стороны, доктор Инглбрайт, но это излишне — я останусь до окончания своей смены.

В тоне медсестры не было ни капли женской приветливости и одобрения. Как, впрочем, и благодарности.

— Но я настаиваю, Джейн. Это не обсуждается.

— Ладно, — пробормотала медсестра, и Мэтью снова услышал, как ее каблуки застучали по полу.

Она нехотя подчинилась, хотя явно не была довольна распоряжением доброго доктора.

— Джейн, — окликнул пациент. — Выспитесь хорошенько. И еще вы можете сделать мне одолжение, поразмыслив над моим предложением.

Дверь за медсестрой закрылась, и Мэтью почувствовал, как доктор, стоящий у него в ногах, пристально смотрит на него.

— Граф Уоллингфорд, — громко возвестил Инглбрайт, — сейчас вы покинете нашу больницу и вернетесь в более привычную для вас часть города.

— Почему вы не сказали ей об этом? — откликнулся Мэтью, чувствуя, как начавшее оживать сердце снова проваливается в темные глубины черствой души.

— О чем я должен был сказать?! О том, что вы — никчемный распутник, соблазняющий женщин, а потом, когда они надоедают, бросающий их? Должен сказать, что подобные развлечения кажутся мне безнравственными, и уж точно это не то времяпрепровождение, которое пришлось бы Джейн по душе.

— Тогда почему же вы не сказали ей, что я — бессердечный ублюдок? — взревел Мэтью.

— Потому что это сделало бы вас более привлекательным в ее глазах. Ну а теперь, милорд, ваш отец прислал за вами карету. Санитары вынесут вас на носилках…

— Черта с два они меня вынесут! Я уйду отсюда на своих собственных ногах, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни. А еще, доктор Инглбрайт, вы должны рассказать, как мне найти Джейн.

— Вас желает видеть лорд Реберн, милорд.

Мэтью оторвался от мольберта и взглянул в сторону филенчатой двери, где неумолимо стареющий дворецкий взирал на хозяина своими слезящимися глазами. Пальцы лакея, искривленные артритом, сжали край двери, словно его хилая фигурка искала опору в деревяшке. Что ж, пожилого слугу пора было отправить на пенсию, причем как можно быстрее. — Можете пригласить его, Томас.

— Хорошо, милорд.

— Мне нужно было прийти и лично убедиться в твоем состоянии. Подумать только: ты днями напролет отлеживался в кровати, и даже без надлежащей компании! Должно быть, настал конец света!

Кисть повисла в воздухе, а Мэтью в раздражении выгнул бровь, заметив влетевшего в его мастерскую Реберна.

— Как видишь, со мной все в порядке. То легкое прикосновение смерти обошлось без неприятных последствий.

— Да, сейчас я это вижу. Просто невероятно, как тебе удалось восстановиться! Признайся честно: ты — не человек, а вампир?

Проворчав что–то себе под нос, Мэтью жестом пригасил гостя сесть на небольшой диван у окна.

— Поверь, мне потребовалось немало сил, чтобы вынести это испытание. Присаживайся, просто сбрось бумаги на пол. Никак не соберусь с духом, попросить Томаса навести здесь порядок. Он и остальные слуги работают не щадя себя.

— Ну ты и эксплуататор! — захихикал Реберн, опустив свою высоченную фигуру на диван. — Заставляешь их работать, не покладая рук?

— Если бы мой отец не решил урезать мое содержание почти на двадцать пять процентов, мне бы не пришлось сократить количество обслуги до абсолютного минимума. Так что моим лакеям нужно благодарить моего отца. Это он виноват в том, что им приходится работать до седьмого пота.

Реберн усмехнулся и бросил взгляд на камин. Маленький огонек горел на решетке, разгоняя прохладу, которую принес дождь, не ослабевавший с самого утра. Странно, но озноб бил Мэтью уже целую неделю — с тех самых пор, как он покинул Лондонскую больницу Медицинского колледжа. А ведь Уоллингфорду не было холодно, когда он прижимал Джейн к себе!

Лорд все еще мог чувствовать тепло ее тела, ощущать ее вкус на своем языке, вдыхать аромат ее кожи. Мэтью был так захвачен мыслями о медсестре, что едва ли мог писать свои картины. Той ночью, с Джейн, он возрождался к жизни снова и снова, каждый раз изумляясь, как это прекрасно — быть с ней.

Проклятый Инглбрайт, он до сих пор отказывается сообщать хоть что–нибудь по поводу Джейн, скрывает, где та живет! А Мэтью, черт возьми, никак не можете бросить эту затею с поисками медсестры! Лорд уже отправил письмо для Джейн в больницу, это было уже не первое послание, в котором он просил свою спасительницу уехать с ним. Хоть куда–нибудь! В какое–нибудь тихое местечко, где они останутся вдвоем, — туда, где Мэтью может беспрепятственно овладеть телом Джейн, а после окончательно выкинуть ее из головы.

— Знаешь, я так волновался, когда услышал, что тебя заманили в засаду в Ист–Энде. Как же это мерзко, просто отвратительно!

— Ты лучше остальных знаешь, что я — довольно сильный малый. И нескольким бандитам из трущоб вряд ли удалось бы меня прикончить.

— И все же я так беспокоился!

— Право, не стоило. Кстати, хочу тебе сообщить, что я по–прежнему собираюсь присутствовать на твоем бракосочетании — наверняка на самом деле ты беспокоишься только об этом.

Реберн в ответ чуть не испепелил друга взглядом:

— Я здесь, потому что действительно тревожусь за тебя, черт тебя возьми! А вовсе не потому, что я озабочен возможными поисками нового шафера! Вот дьявол, Уоллингфорд, ты же знаешь, как я нервничаю!

Конечно, Мэтью это знал. Реберн никогда не скрывал своих чувств, в отличие от друга, который обычно прятал эмоции глубоко внутри. Уоллингфорд считал чрезмерное проявление эмоций слабостью, а представать слабым ему не хотелось.

Несмотря на это, Мэтью высоко ценил приятеля, даже признавал за ним право на сентиментальность — правда, со своей обычной надменностью и брюзжанием, на которые, впрочем, Реберн не обижался. Их давнишняя дружба не нуждалась в словах. И Мэтью благодарил судьбу за то, что рядом есть такой друг — при его–то распутном образе жизни! Вот и сейчас Реберн понял, что благоразумнее будет направить разговор в другое русло.

— Послушай–ка, если твои финансовые дела столь плачевны, почему бы тебе, не жениться? Наверняка сумеешь завлечь в свои сети богатую наследницу, — посоветовал Реберн, продолжая изучать мерцающий огонь в камине. — Это довольно простой и подходящий выход из положения, к тому же подобные браки сейчас популярны. Нувориши сделают все, чтобы заполучить титул — такой же прославленный, как твой. Скажи на милость, какая дочка железнодорожного магната не упала бы в обморок от возможности стать графиней, не говоря уже о герцогине? — Ты мог бы выбрать себе супругу из несметного числа богатых невест. Твою репутацию легко скрыть. Ни один человек из нашего окружения не выдал бы своего удивления, если бы ты сообщил, что намереваешься найти свою суженую. Ты мог бы стать самым популярным холостяком, это бы не составило труда — с твоими внешностью, положением в обществе и остальными… — Реберн многозначительно поднял бровь, — внушительными достоинствами.