Держитесь, девушки! (сборник) - Надежда Веселовская

– Нет, – буркнула бабка и отвернулась.

Если бы она не отвернулась, Настя бы ей поверила.

– Неужели ты… маме или мне? Килы нам подсаживала, да?!

Ульяна обернулась к внучке, лицо ее было несчастным. Настя никогда не видела у бабушки такого лица: глубокие, будто врезанные, морщины, перекошенный в беззвучном плаче рот, наполовину зажмуренные глаза. Она хотела подойти обнять бабушку, что бы там ни было. Но Ульяна выставила вперед сухую костистую руку:

– Погоди, я тебе сперва расскажу… А там уж сама решай. Ты что думаешь: не любит тебя бабка, зла желает? Люблю и всегда любила, чем хочешь поклянусь! А только вот как дело сложилось. Была ты махонькая, еще годочка не сравнялось…

– В Мокшанах? – спросила Настя.

– Там. Оставила мне тебя мать на время, сама уехала в техникум экзамен сдавать. А тут в деревне пожары: одна изба сгорела, другая… И вот стали все на меня показывать: вара, вара… ведьма по-нашему, по-мордовски. Будто, значит, я пожар насылаю. Каменьями хотели побить, это у нас просто. Схватила я тебя тогда из люльки и убежала черным ходом в лесную избушку, где раньше сторож жил, а на ту пору никого не было. Думала, пересидим с тобой день-другой, покуда все утихнет…

– Ну и что? – чуть слышно выдохнула Настя.

– Ну и вышло так, что всю жизнь слезы лью! – крикнула старуха осевшим от волненья голосом. – Оно пришло! – Ульяна вновь указала пальцем себе под ворот. – Не могу, чтобы кому килы не подсадить! Да еще соседи меня разозлили, легко, думаешь, когда на тебя с палками, с вилами сбираются! И уж такая злоба к сердцу подкатила, что словами не выскажешь… А людей вокруг никогошеньки – только ты махонькая на руках…

– Ну и что же ты со мной сделала? – стараясь говорить спокойно, спросила Настя.

– С чего у тебя почки больные? – вопросом на вопрос хмуро ответила бабка и отвернулась.

– Мама знает об этом?

– Зачем ей знать! Кабы знала, на порог бы меня не пустила. Ей не понять, что оно сильнее меня, то самое.

– Я понимаю, – тихо сказала Настя.

– Ты-ы-ы? – Старуха от изумленья так и села на кстати подвернувшуюся табуретку. – Ты понимаешь? Да что же ты за разумница такая, кто тебя научил?!

– В школе, – кратко пояснила Настя.

– Значит, все понимаешь? И что под кроватью у меня шуршит, тоже тебе известно?

– Нет, – Настя широко раскрыла глаза и вдруг почувствовала, что по спине пробегает холодок. – Нет, не надо, бабушка, не говори! – вдруг закричала она вопреки своему всегдашнему желанию знать как можно больше. Ей показалось, что сейчас она снова потеряет сознание.

– Ну вот, – обняла ее бабка, поглаживая вдоль хребта, чтобы унять охвативший Настю озноб. – А говоришь, «все знаю»… Ну, не буду, не буду, махонькая моя. Я б давно с тебя болезнь сняла, кабы худшего не боялась…

– Худшего? – повторила Настя.

– Вот и того не знаешь. Когда мы лечим либо порчу снимаем, так одним злом гоним другое. Еще страшней силу призовешь, чтобы прежнее зло из человека выгнать.

– И что тогда? – спросила Настя, не ожидая ничего хорошего.

Предчувствие ее не обмануло.

– Ну и выгонишь прежнее, а новое-то того хуже, – объясняла бабка. – Кабы я тебе почки твои вылечила, ты б у меня еще чем захворала, да пострашней…

– А как же чужие люди, которых ты лечишь? Они что, не болеют чем-нибудь пострашней?

– Болеют, – призналась старуха. – Только не сразу. Уйдут веселые: старая болезнь отпустила! А потом, через месяц либо через год, а то и еще поздней… жизни будут не рады. Да на меня уже не подумают, потому как время прошло.

– Так зачем ты их принимаешь! Сказала бы: не лечу, идите домой!

Бабка покачала головой:

– Опять снова-здорово. Не моя тут воля, да и дело с концом! Потом, опять же, денежки нам нужны: мать твоя много не заработает… А ведь я и помочь могу, – ласково заговорила она, привлекая внучку к себе, гладя ее черную, как у синички, головку. – Мать упрямая, а ты говори, когда чего надо… Может, в школе кто обижает?

Настя молча вырвалась из бабкиных объятий и выскочила за дверь.

Когда-то давным-давно, в первый день творения, началась борьба между добром и злом: верные Богу Ангелы воевали с отпавшими, представлявшими теперь собой нечистую силу. Потом в эту борьбу включился человек – Ева протянула руку к запретному плоду и вкусила его вместе с Адамом. Это качнуло вселенские весы в сторону зла, которое получило власть над всеми людьми, обрекло их на вечные муки.

Но еще через много лет на землю сошел Иисус Христос, умер и воскрес для того, чтобы утвердить победу Добра над злом. Его смерть на кресте снова качнула вселенские весы. С тех пор даже упоминание о ней приводит нечистую силу в трепет. «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!» – твердил про себя Коля молитву от всякой нечисти и колдовства.

Чем ближе подступал вечер, тем сильнее укреплялось в нем предчувствие, что сегодня ему действительно предстоит поединок с чародеем. Признаться, он побаивался, хотя по большому счету не стоило: кто Бога боится, тот ничего не боится. Но Коля не считал себя возвысившимся до идеала. Главное, сама Вика будет действовать не в свою пользу, поскольку чародей держит ее в постоянно подавленном состоянии. То, что у нее нет своей воли, во много раз усложняло Колину задачу. Да еще его будет отягощать присмотр за детьми: узнав, что можно пойти в церковь, к Егору присоединились Арсений, Юля, Кристина и Настя-синичка, так напугавшая его в прошлый раз своим обмороком. Кстати, она до сих пор не объяснила, что с ней тогда произошло. Испугалась чего-нибудь? Понервничала? Вообще, у нее не в порядке почки, сказала школьная медсестра, хотя прежде она в обмороки не падала.

Вечером Коля поехал к школе и забрал ожидавшую его у ворот команду. Посчитал, как полагается учителю, по головам: две открытых головки, мальчишеских, три девчоночьих под платочками. Молча довез всех до церкви (в троллейбусе была теснота, не располагающая к беседам, что в данном случае было кстати) и снова, как положено по школьным правилам, пересчитал. Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять… Зайчик – это он, Коля, а охотник скоро появится. Пиф-паф! Ой-ой-ой…

Зашли в церковь. Коля бегло окинул взглядом народ, нашел в толпе Викину голубую косынку и больше уже не оглядывался. Сегодня ему, как никогда, было необходимо обновить свои духовные силы молитвой. Обстоятельства этому способствовали: на Егора снизошла мирная созерцательность, при которой у него не рождалось вопросов, Арсений на сей раз не задел церковного столика, Юля не прожгла рукав, потянувшись зажечь свечку, и даже Настин мрачно-задумчивый взгляд, обычный для нее в последнее время, смягчился. Все шло без сучка-задоринки, словно Коле действительно было отпущено время приготовиться к духовной брани. И вот всенощная подошла к концу.