Эхнатон. Фараон-вероотступник - Артур Вейгалл

Несколько веков спустя Давид писал: «Господь – твердыня моя и прибежище мое» (Пс, 17: 3), а Эхнатон подобно ему называл своего бога «стеной высотой в миллион локтей». Атон был «свидетельством вечности» и «напоминанием о вечном». Он был «Владыкой судьбы», «Повелителем рока», «Хозяином порядка», «истоком судьбы» и «случайностью, дарующей жизнь», – давая богу такие определения, Эхнатон поднялся до вершины современной нам философии.

В отличие от Иеговы, который описывается как величайший из всех богов, Атон не имел соперников, и Эхнатон никогда не использовал слова «бог» во множественном числе. «Атон живущий не имеющий подобных себе» – таков был обиходный эпитет. Говорилось также: «Ты – единственный, но в тебе заключена животворная сила, которая дает жизнь всему сущему».

И опять-таки Иегова достаточно часто воспринимался как гневающийся бог, окруженный облаками и тьмой, чей голос звучит подобно раскатам грома. Атон был «Мирным Владыкой», который не выносил битв и раздоров.

Эхнатон проявил такую последовательность в своем неприятии войны, что отказывался посылать войско для подавления восстаний, постоянно вспыхивавших в его азиатских владениях. Нежную душу божества оскорбляло кровопролитие.

В воинственную эпоху, когда повсюду звенело оружие, мелькали украшенные перьями шлемы и яркие доспехи, Эхнатон выказывал явное пренебрежение ко всему героическому и видел бога таким, каков он есть.

Больше всего на свете Эхнатон любил правду. Египтяне никогда не отличались такими качествами, как искренность, прямолинейность и честность, но Эхнатон, несмотря на царившие вокруг него лицемерие и лесть, всегда говорил о себе как о «живущем праведно».

«Я проникся желанием быть правдивым, – говорит один из его последователей, – и испытываю отвращение ко лжи, поскольку я знаю, что царя радует честность».

Еще одно положение учения Эхнатона нашло отражение в тех росписях, которые автор этой книги обнаружил в гробнице Рамоса. Сцена человеческого жертвоприношения, которая часто встречается в росписях в гробницах представителей Восемнадцатой династии, обычно выглядит следующим образом: в гробницу тащат человека, привязанного к салазкам. Подобное изображение имеется на одной из стен гробницы Рамоса и, вероятно, датируется периодом, предшествующим революционным реформам Эхнатона.

Очевидно, что, когда юный фараон провозгласил свою религию любви, он не мог допустить подобных варварских и жестоких церемоний. Упомянутое выше изображение было стерто почти наверняка по приказу царя. Ниже мы покажем, что отрицание человеческих жертвоприношений находится в тесной связи с идеей Эхнатона о невозможности человеческих страданий.

Чтобы понять истовое стремление молодого царя к честности и истинности во всем, следует вспомнить о тысячах условностей, сопровождавших любого знатного египтянина того времени в течение всей его жизни. Придворный этикет, в соответствии с которым была расписана вся жизнь фараона, превращал ее в бесконечную череду противоестественных ритуалов.

Создавая учение, основанное на правдивости и простоте, Эхнатон попытался воспитать у своих подданных отношение к фараону не как к земному воплощению бога (чего требовали обычаи), а как к человеку, правда имевшему божественное происхождение. Традиционно фараон держался на расстоянии от подданных – Эхнатона можно было увидеть и среди людей. Дворцовый этикет требовал, чтобы царь проезжал через город, стоя в гордом одиночестве в своей колеснице, – Эхнатон ехал в колеснице с женой и детьми и позволял художникам изображать, как он забавляется со своей маленькой дочерью.

По традиции, изображая фараона, художник подчеркивал прежде всего его величие; Эхнатон настаивал, чтобы его изображали в как можно более естественной обстановке – как он утомленно опирается на посох, как нянчит детей, как обедает. В этом опять-таки проявилось его отвращение к помпезной героизации и стремление к правде.

Но при всей любви к правдивости и искренности, Эхнатон сохранял усвоенную еще в детстве уверенность в том, что, будучи фараоном, он имеет отчасти божественную природу. Согласно религиозным доктринам, он являлся представителем, то есть, согласно фразеологии того времени, «сыном бога», а по праву своего царского происхождения был «сыном Солнца».

Имена фараонов всегда заключались в картуш (овальную рамку), являвшуюся отличительным знаком царского имени. Эхнатон писал имя Атона внутри такого же овала, подчеркивая этим, что права фараона установлены богом и исходят от него. Точно так же позже Христос станет наставлять своих учеников, что существует царство небесное, в котором правит Бог.

И хотя Атон оставался бестелесным, невидимым и непостижимым, он был «царем царей, единственным повелителем владык». Амон-Ра и другие старые божества в разные времена назывались «Владыками богов». Эхнатон именовал Атона «Царем и Богом».

О самом Эхнатоне говорили как о «единственном воплощении Ра, чья красота создана Атоном» и как о «возлюбленном сыне Атона», которого «выносил Атон».

Рис. 3. Эхнатон с женой и дочерью на колеснице.

Обращаясь к Атону, придворные должны были произносить следующую формулу: «Твои лучи окружают твой сияющий лик, о повелитель истины, рожденный вечностью! Ты даешь ему свои сроки и годы, ты внимаешь голосу его сердца, ибо ты любишь его; ты сделал его подобным Атону, его, твоего сына, царя. Ты взираешь на него, ибо он происходит от тебя. Ты поместил его пред ликом своим навечно, ибо он любит смотреть на тебя. Волей твоей он пребудет здесь, пока лебедь не станет черным, а ворон – белым, пока горы не сойдут с места, а бездны не обрушатся в реки. Пока стоят небеса, он пребудет».

Некоторые фараоны называли себя «прекрасным ребенком Амона»; Эхнатон заимствовал это словосочетание, и его иногда именовали «прекрасным ребенком Атона».

В качестве фараона и «сына бога» Эхнатон принимал соответствующие почести, но он никогда не забывал о том, что по сути он всего лишь человек. Он искренне желал, чтобы его личная жизнь служила достойным примером для его подданных и чтобы все видели в ней образец естественности и простоты.

Демонстрируя миру в качестве идеала собственную семейную жизнь, Эхнатон всячески подчеркивал важнейшую роль женщины и святость семейных уз. Он публично проявлял нежные чувства по отношению к своей жене, на глазах у всех обнимая ее за плечи. На небольшом украшении, сегодня находящемся в частной коллекции полковника Андерсона, показано, как Эхнатон целует свою супругу, их губы сомкнуты.

В клятве своей он говорил, что в сердце его живет любовь к царице и ее детям. Он называл свою жену «хозяйкой своего счастья… слыша голос которой царь преисполняется радости». Она была также «грациозной дамой», «величайшей любовницей» и «самой красивой из всех женщин».

Как заявлял Эхнатон, любое ее желание становилось для него приказом. Даже во время самых торжественных церемоний царица сидела рядом со своим мужем и держала его за руку. Их дети резвились вокруг. Подобные вещи забавляли нежного отца всего живого гораздо больше, чем запах жертвоприношений.