Тюрьма, зачем сгубила ты меня? - Владимир Колычев

– Да нет, я сам с ним разберусь… А тебя в курсе держать буду, – покачал головой Сизов.

– Ну да, ну да. Так даже будет лучше… Но в курсе меня держи.

Лыпарев взялся за ручку двери, собираясь уходить.

– А чайник? – спросил Андрей.

– А, ну да! – спохватившись, махнул он рукой.

Чайник Лыпарев забрал. Но с таким видом, как будто он не был ему нужен. Если так, то не совсем понятно, зачем он вообще приходил.

* * *

Дверь за спиной предательски закрылась, Карцев в испуге бросился к ней. Он-то думал, что в камере он не задержится, заберет вещи, и его сразу же отконвоируют в другую камеру.

Но, похоже, надзиратель бросил его на съедение тюремным волкам. А они все ближе и ближе. Федя Скачок во главе, за ним пакостный Дема и зломордый Гудок. Подходят к нему останавливаются, смотрящий злобно скалится.

– Ну и чо встал, гнида! На парашу сел, ну! – рявкнул из-за спины Скачка Дема.

В ожидании побоев, испуганно, прямо в штанах Карцев сел на край загаженного унитаза.

– А теперь поговорим, парашник позорный, – злобно оскалился смотрящий. – У «кума» был?

– Н-нет… Следователь вызывал…

– Кого ты лечишь, вонючка? С «кумом» ты снюхался, пес? «Куму» стучишь, падла!

– Не правда…

– Правда не правда, а свое ты, пидар, получил… Жене своей звонил?

– Откуда?

– От верблюда. В майорских погонах… Или в капитанских? Кому ты стучишь?

– Никому.

– А я говорю, стучишь!.. За это тебя и опустили! А бабки все равно готовь, понял! Или жена твоя на круг пойдет!..

– Не тронь мою жену! – неожиданно для себя взбесился Карцев.

Он вдруг вспомнил, что есть сила в его кулаках. И терять ему нечего. Он вскочил с унитаза и без размаха, по-боксерски, ударил Скачка кулаком в подбородок. Удар оказался настолько сильным, что смотрящий как подкошенный, без чувств рухнул на пол.

Дема не растерялся, пнул Карцева. Но тот еще не успел испугаться собственной смелости. И уже с размаху, внутренней стороной ладони, сжатой в кулак, ударил его в нос, да так, что парень, присев на корточки, взвыл от боли и унижения. Гудок схватился за нож, но Карцев успел отскочить к двери.

– Ну все, петушина, хана тебе! – заорал уголовник.

Но в это время в камеру ворвался надзиратель. Он правильно оценил ситуацию – схватил Карцева за шкирку, вытащил в коридор и закрыл за ним дверь.

Разбираться с ним не стали. Заперли в специальный «стакан» и выпустили оттуда лишь после того, как в камере поработал тюремный спецназ.

Майор Сизов не скрывал своего удивления.

– Михалеву? В морду?.. В карцер бы тебя за это.

– Он сказал, что жену мою по кругу…

– За такое не бьют, за такое убивают… В триста тринадцатую камеру его переводим, – обращаясь к кому-то из надзирателей, сказал он.

Перевод должен был состояться незамедлительно. Карцеву позволили зайти в свою камеру – забрать вещи.

Бывшие сокамерники стояли в коридоре, лицом к стене. И Федя Скачок был среди них. Увидел Карцева, со страшной угрозой в глазах покосился на него. И обращаясь к корпусному, сказал:

– Из-за пидара же страдаем, начальник!

– Смотри, как бы сам яблочком с дырявой тарелочкой не стал! – злорадно ухмыльнулся тот. – Петух тебе рыло пробил. Пусть теперь братва ваша разбирается, пробивать тебе тарелочку или нет…

Скачок досадливо закусил губу, вжался лбом в стену и с такой силой сжал руками затылок, что хрустнули костяшки пальцев.

Карцев зашел в камеру. Матрац его и белье давно уже нашли место на полу под шконкой возле сортира. Там же лежала и его сумка. Но сейчас, помимо его вещей, на полу валялись матрацы, белье и пожитки других заключенных. Судя по всему, в камере состоялся грандиозный шмон. Скачок винил в этом Карцева, но дураку ясно, что виной всему был он сам. Не надо было насильничать и творить беспредел, тогда бы и его самого никто не трогал…

Сизов давил на Михалева и взглядом, и словом.

– Что, Федя, обидел тебя Гоша, да? – презрительно усмехнувшись, спросил он.

– Ты думай, что говоришь, начальник!

От возмущения уголовник перешел на «ты». Андрей сделал вид, что не заметил этого.

– Меня нельзя обидеть, понял!

– А Карцева что, можно обижать?

– Я здесь при чем?

– Ты же его опустил.

– Я?! С чего ты взял, начальник?.. Он сказал? Так он ничего не мог видеть…

– Ты откуда знаешь, мог он видеть или нет?

– Так это, я же смотрел… Ну в смысле, видел все…

– Почему же не остановил?

– Так его же по понятиям опускали…

– И в чем его вина?

– Ну, стукач он…

– Это всего лишь догадки твои. Твои! Твои, Федя, догадки! И по твоей отмашке Карцева опустили!

– Не знаю ничего, начальник… А опустили его за то, что делюга у него позорная. Я же знаю, он же сначала взлохматил бабу, а потом ее зажмурил…

– А ты – поборник справедливости?

– Ну да.

– Значит, ты Карцева и наказал?

– Да. То есть нет. Ты меня не путай, начальник…

– Ты сам, Федя, путаешься. Потому что дурака включаешь… Ты держал Карцева. Демин с тобой был и Лебяжин. И кто колбасил, скажу… Погудова работа, да?

– Ты… Вы откуда знаете? – озадаченно спросил Михалев.

Его явно смутил точный расклад позиций, который дал ему Андрей.

– Карцев ничем не мог видеть. Но тем не менее, я все знаю.

– Значит, кто-то другой стучит, – озвучил свою догадку рецидивист.

– Это сейчас не важно, кто и на кого стучит, – пристально глядя на Михалева, жестко сказал Сизов. – Важно то, что ты Карцева унизил. И дело совсем не в том, что ты его подозреваешь в стукачестве. Ты опустил его за карточный долг.

– Ну а если так? – вскинулся уголовник.

– Тогда у меня к тебе вопрос. Зачем ты сделал петухом курицу, которая могла снести тебе золотое яичко?

– Не понимаю, о чем разговор.

– О том, что петух яйца нести не может. Тем более, золотые. Не видать тебе, Федя, денег. Вернее, второй партии денег… Первую ты уже взял, а второй не будет…

– Ничего я не брал, начальник, – разволновался Михалев. – Кинуть меня Гоша хотел, фуфло прогнал, типа кто-то мимо меня деньги забрал…

– И за это ты его опустил?