Обречены воевать - Грэхам Аллисон

наполовину немец по материнской линии, он был женат на немке, воспитывался в Германии и обожал немецкую культуру. При этом он возмущался милитаристским влиянием Пруссии на соседние германские государства – на то лоскутное одеяло королевств и княжеств, у которого до недавнего времени общим был разве что язык. Впрочем, к 1871 году легендарный государственный деятель Пруссии Отто фон Бисмарк объединил эти разрозненные государства и сформировал единую нацию, подвластную королю Пруссии (а ныне императору Германии) Вильгельму I, деду Вильгельма II. После годичного исследования Кроу представил монарху свой отчет в первый день 1907 года[195].

«Полезная деятельность могущественной Германии», как писал Кроу, несет благо всему миру. Не стоит опасаться колониальной экспансии Германии, Великобритания должна поддерживать немцев, которые обеспечивают конкуренцию за «интеллектуальное и моральное лидерство», и «участвовать в гонке». Но как быть, задавался вопросом Кроу, если конечной целью Германии окажется «вытеснение и уничтожение Британской империи»? Безусловно, немецкие политики с негодованием отметают «любые схемы столь подрывного свойства»; возможно, Германия «лелеет эти планы неосознанно». Однако Великобритания не вправе полагаться на немецкие гарантии. Германия может стремиться к «общей политической гегемонии и господству на море, угрожая независимости своих соседей и в конечном счете существованию Англии».

В заключение Кроу делал вывод, что намерения Германии не существенны, важны ее возможности. Общая политика развития способна в любой момент конкретизироваться в грандиозный проект политического и морского господства. Даже пусть Германия постепенно наращивает мышцы, не располагая продуманным планом действий, итог этого постепенного развития видится опасным и угрожающим. Более того, есть у Германии такой план или нет, «разумно с ее стороны построить настолько сильный военно-морской флот, насколько она может себе позволить». Рост богатства и могущества подпитывает морскую экспансию Германии, а немецкое доминирование на море «несовместимо с существованием Британской империи». Следовательно, независимо от того, стремится Германия уничтожить Великобританию или нет, нужно всемерно мешать реализации немецких планов и стараться и далее превосходить Германию по числу и силе военных кораблей[196].

Конец британского столетия?

Бриттам периода fin de siècle[197] вполне простительны опасения того, что жизнь может ухудшиться. За предыдущие два столетия остров в двадцати милях от континентального побережья Европы сумел создать империю, охватившую все населенные континенты. К 1900 году империя включала в себя современные Индию, Пакистан, Бирму, Малайзию, Сингапур, Австралию, Новую Зеландию и Канаду наряду с большей частью африканского материка. Британское влияние, фактически равносильное прямому управлению, ощущалось и в Латинской Америке, странах Персидского залива и в Египте. «Правя морями» и обладая превосходным военным флотом, Великобритания действительно управляла «империей, над которой никогда не заходит солнце».

Будучи местом рождения Промышленной революции, Великобритания стала «мастерской мира», а к 1880 году она обеспечивала почти четверть мирового производства и торговли[198][199]. Инвестиции способствовали глобальному росту, а английский флот охранял мировые торговые пути. Как объясняет мой коллега Ниал Фергюсон, Великобритания была «как мировым полицейским, так и банкиром… первой настоящей сверхдержавой»[200]. Потому она воспринимала себя страной номер один – и ожидала того же от других.

Но если в девятнадцатом столетии ее господство было неоспоримым, то даже некоторые британцы стали сомневаться в обоснованности таких притязаний в веке двадцатом. Беспокойство проявлялось, например, на Фестивале Британской империи в 1897 году, на праздновании бриллиантового юбилея королевы Виктории. Воплощение британской верности и превосходства, Виктория занимала престол с 1830-х годов, а ее потомки сочетались браками с королевскими семьями всей Европы, включая Германию. В ознаменование торжественного события самый известный поэт эпохи Редьярд Киплинг сочинил стихотворение, прославляющее имперскую миссию Британии и ее стремление цивилизовать мир. Однако показательно, что в итоге этот гимн эпохе заменили на более созерцательную «Отпустительную молитву», где рисуется тревожная перспектива[201]: «Тускнеют наши маяки, / И гибнет флот, сжимавший мир… / Дни нашей славы далеки, / Как Ниневия или Тир. Бог Сил! / Помилуй нас! – внемли, / Дабы забыть мы не смогли!»[202]

Спустя ровно месяц после юбилея двадцатидвухлетний Уинстон Черчилль упомянул об этом призраке упадка в своей первой официальной политической речи. Стоя на невысоком помосте перед толпой своих соотечественников, Черчилль настаивал на том, что британцам «надлежит следовать этому курсу, мудро начертанному для нас Провидением, и выполнять нашу миссию по поддержанию мира, цивилизации и благого правления в самых отдаленных уголках земли». Опровергая тех, кто утверждал, будто «в этот юбилейный год наша империя достигла высот славы и могущества и что теперь мы начнем клониться к закату, как было с Вавилоном, Карфагеном и Римом», Черчилль призывал своих слушателей «узреть лживость этих мрачных пророчеств». Наоборот, бритты должны встать плечо к плечу и доказать «своими действиями, что мощь и жизненная сила нашего народа несокрушимы, что мы полны решимости сохранить империю, которую, будучи англичанами по крови, унаследовали от наших предков».

Тем не менее в упомянутых пророчествах таилось зерно истины. Стали появляться тревожные признаки того, что Великобритания вступает в полосу упадка[203][204]. В 1899 году разразилась война с бурами (потомками голландских переселенцев в Южной Африке). Около полувека британцам не приходилось сражаться со столь хорошо подготовленным противником, обладающим современным оружием. Уступавшие англичанам числом, зато отважные и решительные буры нанесли ряд унизительных поражений своим более сильным врагам. Как ранее в Индии и Судане, Черчилль устремился в бой – но только чтобы угодить в плен. Все газеты мира опубликовали отчет о его дерзком побеге[205]. Великобритания в конце концов победила, но заплатила за победу немалую цену, которая изрядно подмочила ее репутацию. Генеральный штаб Германии тщательно изучил ход Англо-бурской войны и заключил, как утверждает Пол Кеннеди, что «Британия не сможет защитить Индию от нападения русских» и что «без масштабной реорганизации военной системы сама империя распадется в течение двух десятилетий»[206].

Между тем сразу множество соперников стало притязать на приоритет в науке и производстве, то есть в тех областях, которые и сделали Великобританию страной номер один в мире после тяжелой победы над наполеоновской Францией в 1815 году. Гражданская война в США и успехи Бисмарка в объединении Германии в 1871 году привели к тому, что британцам оставалось лишь наблюдать, как другие народы применяют передовые технологии, быстрее развивают экономику и все чаще оспаривают ее превосходство[207]. Более всего Лондон беспокоили четыре конкурента – Россия, Франция, США и Германия.

Располагая самой крупной армией в Европе и третьим в мире по величине флотом, Россия, с ее быстро растущей промышленной базой и обширнейшей территорией, пугала и приводила в трепет. Новые железные