Сказка сказок, или Забава для малых ребят - Джамбаттиста Базиле

Она хотела говорить еще и еще, но король, нахмурившись, ответил: «Ну-ка, поменьше желчи, ибо сахар дорого стоит. Ну-ка, заткни сточную трубу, чтобы не текло из тебя дерьмо. Тихо, и не пищать, ибо слишком ты стала кусачая, языкастая и поперечница. То, что делаю я, делается твердо. Не учи отца дочерей делать. Брось эту затею, а язык свой воткни себе в заднее место, чтобы не шел мне в нос дух от твоей горчицы. Потому что если я сейчас этими ногтями вцеплюсь тебе в загривок, ни одного пучка волос не оставлю на твоей башке, и ты мне всю землю зубами засеешь. Пусть услышит, как перднет моя задница, та, что пытается учить мужчину и ставить законы для отца! Да сколько еще она, у которой еще на губах молоко не обсохло, будет сметь обсуждать мою волю! Подай ему руку и сей же миг отправляйся к себе домой, ибо я и четверти часа не желаю терпеть перед глазами эту наглую образину!»

Несчастная Порциелла, видя себя в таком крайнем положении, с лицом приговоренного к смерти, с глазами умалишенной, со ртом, как у больного, которому дали выпить микстуру от доктора Агостино, с сердцем того, кто находится между топором и плахой, взялась за руку орка, и он, безо всякого свадебного кортежа, поволок ее в лес, — где дерева строили высокий дворец для лужайки, чтобы ее не могло обнаружить Солнце, где реки жаловались на то, что, проходя в темноте, спотыкаются о камни, зато дикие животные, не платя за наем пастбища, свободно наслаждались свежим воздухом и мирно бродили по этим зарослям — куда сроду не забредал ни один человек, разве что безнадежно сбившись с пути.

В этом темном месте, закопченный, как печная труба, и страшный, как врата ада, стоял дом орка, весь устеленный по полу и утыканный по стенам костями людей, которых он съел.

Представь же, слушатель, коли ты христианин, как затрепетало и ужаснулось, как истончилось в пряжу и скрутилось в нитку сердце Порциеллы, осмысли страх, порождающий червей и вызывающий недержание, который овладел бедной девушкой, и пойми, что в ней не осталось ни кровинки живой!

Но все это еще ничего; это было пустяком, сдачей с карлина[94], потому что на закуску был еще горох, а на сладкое — нелущеные бобы: ибо орк вернулся домой с охоты, нагруженный частями убитых людей, и сказал: «Ты не можешь меня упрекнуть, жена, что я о тебе не забочусь. Вот тебе хороший запас пищи: бери, наслаждайся и люби меня; пусть лучше небо упадет, но с пустым столом ты у меня никогда не останешься!»

Несчастная Порциелла, вскричав, как женщина в родах, отвернулась. Орк, увидав это ее движение, сказал огорченно: «Вот как бывает, когда свиньям дают конфеты. Ну что ж, ладно; тогда придется тебе потерпеть до завтра. Ибо меня позвали поохотиться на диких кабанов; принесу тебе парочку, и мы наконец сможем отпраздновать наш брак по-настоящему, вместе с родными, чтобы еще приятнее было нам перейти затем на супружеское ложе».

Сказав это, он двинулся напролом по лесу, а Порциелла осталась плакать у окна. И в это время проходила мимо дома одна заблудившаяся в чаще старушка, вся бледная от голода, и попросила у нее чего-нибудь съестного, чем подкрепить силы. Бедная молодая отвечала ей: «Добрая моя женщина, заверяю тебя Богом, ведающим сердца человеческие, что я здесь нахожусь во власти чудовища, которое не приносит мне в дом ничего другого, как только части людей и куски убитых, и не знаю, откуда у меня еще берутся силы смотреть на эти мерзкие дела. Так что живу я такой горькой жизнью, какой от века не живала ни одна крещеная душа. А ведь я королевская дочь и выросла среди лучших яств, видя себя во всевозможном изобилии!»

И, сказав это, она принялась плакать, словно ребенок, у которого отняли лакомство, и плакала до того, что старушка, весьма разжалобленная, сказала ей: «Живи и цвети на радость, милая моя красавица, и не губи плачем эту красоту, ибо встретила ты свое счастье; и я, верно, оказалась здесь не случайно, а чтобы помочь тебе и в нынешней твоей скорби, и во всем остальном. А теперь послушай: есть у меня семеро сыновей, что семь камней драгоценных, семь дубов крепких, семь великанов — Мазе, Нардо, Кола, Микко, Петрулло, Аскадео и Чекконе, и каждый имеет больше достоинств, чем цветок розмарина[95]. А коль по отдельности взять, то Мазе — только приложит ухо к земле, так слышит все, что на тридцать миль вокруг делается; Нардо — где только плюнет, там море мыльной пены разольется; Кола — где кинет какую железку наземь, там вырастает поле бритв наточенных; Микко — где воткнет деревяшку, там вмиг чаща лесная поднимется; Петрулло — где прольет воды хоть каплю, там бурная река потечет; Аскадео — коль подбросит камень вверх, так сразу крепкая башня встанет, а Чекконе только из арбалета прицелится, так за милю курице в глаз попадет. С их помощью — а они все у меня благородны и услужливы, и каждый посочувствует твоему горю — попробую вырвать тебя из когтей орка, ибо ты — кусочек на радость разборчивому человеку, а не для глотки этого чудовища».

«Нет лучше момента для этого, чем теперь, — отвечала Порциелла, — ибо это страшное привидение, которое называется моим мужем, ушло сейчас из дому и до завтра не воротится, так что самое время мне обрезать веревку да удрать от него». «Нет, нынче вечером невозможно все это сделать, — ответила старушка, — потому как живу далековато. Но завтра утром приду вместе с сыновьями, чтобы избавить тебя от беды».

Сказав это, она удалилась, и у Порциеллы чуть-чуть отлегло от сердца, и она уснула на всю ночь. И как только птицы прокричали: «Да здравствует Солнце!» — старушка вернулась с семью сыновьями; взяв с собой Порциеллу, они все вместе направились в сторону города. Однако не успели пройти и полмили, как Мазе, приложив ухо к земле, закричал: «Тревога, беда! Орк вернулся домой, не нашел девушки, схватил шапку в охапку и бежит за нами следом!» Услышав это, Нардо плюнул наземь, и сделалось море пены. Орк увидел, побежал обратно домой, принес мешок опилок и стал сыпать себе под ноги, пока наконец с большим трудом смог преодолеть это препятствие.

Снова прильнул Мазе ухом к земле и говорит: «Ребята, опять бежит — вот-вот догонит». Тут Кола бросил железку на землю — и выросло целое поле бритв. Увидал орк, что нет ему ходу, снова побежал домой, и оделся весь в броню с головы до пят, и так миновал и эту помеху.

Приложил опять Мазе ухо к земле и кричит: «Скорее, ребята, тревога, тревога! Орк по пятам бежит, что на крыльях летит!» А тут уже Микко наготове со своей палкой: воткнул ее — и выросла чаща преужасная, попробуй продерись через нее. Но орк, дойдя до этого нового препятствия, схватился за нож, что носил всегда за поясом, да как пошел махать: туда махнет — тополь трещит, сюда махнет — дуб валится, еще туда — кизиловый куст срежет, еще сюда — дерево земляничное. И в четыре взмаха повалил всю чащу на землю и таким образом одолел и эту преграду.