На передних рубежах радиолокации - Виктор Млечин

Вторым событием стало вовлечение меня в общественную деятельность. На общем комсомольском собрании института неожиданно прозвучала моя фамилия, хотя в то время меня почти никто в институте не знал. Тайным голосованием я был избран в комитет комсомола. Возглавил комитет бывший фронтовик Александр Батраков, имевший, насколько я помню, опыт политработы в армии. Невысокого роста, с бледным лицом, он ходил даже в помещении в шинели, говорил негромко и сравнительно быстро, прямо по списку избранных распределил обязанности для каждого. При этом начальном распределении я должен был осуществлять контроль за соцсоревнованием комсомольцев. Практически это выражалось в необходимости получения от комсомольца написанного им собственноручно соцобязательства на текущий период времени. Когда я сейчас вспоминаю о тех годах при нынешних молодых людях, они смеются, выказывая своё скептическое отношение к различным мероприятиям того времени. Но вот мнение человека дела, далёкого от бюрократии и знавшего цену своим словам и своим действиям; привожу фрагмент из письма А. А. Расплетина, написанного им в больнице своему заместителю: «Меня немного беспокоит, что вы, закрутившись с РД (одна из ранних работ), забудете о необходимости выполнить два пункта соцобязательств лаборатории. Первый из них предусматривает систематическое еженедельное проведение обзоров международного положения, второй – проведение двух семинаров… По вопросу о семинаре первый доклад пусть сделает Гуськов (о ТОН-2), а второй – Виктор о результатах испытаний РД. Это полезно знать всем работникам лаборатории». Я недолго был в производственном секторе комитета комсомола. Затем Батраков перебросил меня совсем в другую сферу – налаживать работу институтских общежитий. Там проживало большое число молодых сотрудников. Положение с жильём было тяжёлое. В институте работало много иногородних, среди них группа ленинградцев, бывших сотрудников НИИ-9. С разрешения руководства некоторые из них ночевали прямо в институте, другие проживали под Москвой, в сельских домах, которые значились как институтские общежития. Были общежития и барачного типа. Побывав в общежитиях, я убедился, что не только комсомол интересуется состоянием дел, но и руководство института, включая А. И. Берга, решает на местах назревшие проблемы.

По результатам проведённых исследований в нировском плане было принято решение о создании новой станции. Заданная постановлением правительства опытно-конструкторская работа получила шифр «Лес». Станция должна была работать в новом диапазоне волн, иметь существенно более высокие показатели по точности определения угловых координат и дальности. Серьёзно ужесточались требования по различению отметок от отдельных объектов, движущихся группой или колонной. Устанавливались конструкторские нормативы. В 13 лаборатории начался напряжённый этап разработки новых блоков и узлов и формирования облика станции. В антенной лаборатории продолжился поиск оптимальной конструкции новой антенны, налаживалась расчётная база, усовершенствовались экспериментальные установки.

Я получил габаритный блок по размеру электронно-лучевой трубки с поддоном, в котором должна была быть смонтирована схема. Было испытано несколько конструкций магнитных систем отклонения луча совместно с выходными токовыми каскадами, в результате чего была получена довольно высокая степень линейности растра. Вместо системы сканирования я применил при настройке упрощённый механизм формирования азимутальных напряжений, что создавало определённые трудности из-за перескока маркеров на соседние строки.

Ритм работы в лаборатории был достаточно высоким. Под руководством Г. В. Кияковского была создана оригинальная система дальнометрии на базе кварцевого генератора повышенной стабильности и управляемого фазовращателя новой разработки. Над конструкцией секторного индикатора трудился Е. Г. Разницын, угловой датчик начал разрабатывать Л. И. Буняк. Высокочастотная часть создавалась под руководством Г. Я. Гуськова, монтажные работы велись П. П. Михайловым, И. Я. Эмдиным, В. Г. Шараповым. О сотрудниках 13 лаборатории в тот период рассказываю в разделе «А. А. Расплетин и его команда».

Расплетин пристально следил за тем, как идёт разработка новой станции. Утром он обходил всех ведущих, садился на их место, включалась аппаратура, и он, регулируя её с помощью ручек настройки и наблюдая за экраном трубки или осциллографа, старался добиться нужного результата. Если увиденное его не устраивало, он довольно спокойно, но настойчиво излагал ведущему методику его дальнейших действий в течение ближайших часов и уже после обеда вновь являлся, проверяя, выполнены ли его указания. Атмосфера требовательности в сочетании с мягкими советами и помощью разработчикам были характерны для его стиля работы. Позже, обдумывая причины его поразительных успехов в деле создания новой техники, взлёта его карьеры как главного конструктора, я пришёл к выводу, что они (причины) состоят не только в правильности выдвинутых им идей, но и в ежедневной черновой работе по устранению узких мест, кропотливом руководстве и понимании той, довольно известной, истины, что «дьявол кроется в нюансах».

В один из дней ко мне пришёл Г. Я. Гуськов и сказал, что получил указание главного вывезти меня на полигон. На мой вопрос, далеко ли ехать, Гуськов ответил: «Да нет, близко, в Измайлово». Мы проехали через КПП, и в стороне, вблизи границы аэродрома, стояла автомашина ГАЗ-51 с установленным на ней фургоном. Фургон был запечатан. П. П. Михайлов снял печать, приподнял брезент и открыл дверь. Внутри было довольно пусто: установлен лишь аппаратный шкаф, но без блоков, антенны не было. Гуськов и Михайлов принялись снимать размеры для установки в будущем волноводного тракта. Я вышел из кабины и огляделся: поле аэродрома мне показалось достаточно большим, вдалеке виднелись отдельно стоящие самолёты. Испытательные полёты совершались там по заказам института для проверки бортовой аппаратуры. Это было первое моё знакомство с испытательной площадкой как местом полигонной отработки аппаратуры и реализации условий, приближенных к реальным. В дальнейшем полигонная работа стала неотъемлемым атрибутом жизни не только меня, но и многих моих коллег. Измайловский аэродром просуществовал недолго: вместе с расширением Москвы он был ликвидирован, сейчас, если не ошибаюсь, на его месте расположены Сиреневый бульвар и близлежащие улицы с построенными на них домами.

Наряду с заказом «Лес» 13-й лаборатории была поручена разработка малогабаритного танкового дальномера (шифр «Тайга»). Главным конструктором дальномера стал А. А. Расплетин. Система определения дальности до цели, разработанная под руководством Г. В. Кияковского, обладала повышенной точностью (порядка нескольких метров) и строилась на базе оригинальной схемы деления частоты высокостабильных колебаний задающего генератора. Высокочастотная часть станции, имевшая миниатюрные размеры, была выполнена под руководством В. В. Огиевского. В станции для упрощения работы оператора был применён индикатор типа А на основе электростатической трубки малого диаметра. Трубка при фокусировке обладала весьма малым размером пятна, что обеспечивало повышенное разрешение по дальности. Переход в более коротковолновую часть диапазона волн явился предпосылкой для точного наведения станции по углу.

К концу лета 1950 г. произошли серьёзные изменения в судьбе 13 лаборатории. По решению высших органов страны А. А. Расплетин был переведён в КБ-1. Уход Расплетина явился не только ударом по техническому потенциалу 13 лаборатории, но и по престижу всего института в целом. Об этом говорил и А. И. Берг, но предотвратить такие события он, конечно, не мог. По согласованию, никого из коллектива 13 лаборатории Расплетин с собой не взял. И. о. начальника лаборатории был назначен Г. Я. Гуськов. Началась новая эра в работе 13 лаборатории.