Борн - Джефф Вандермеер

– Ничего подобного. – Вик покачал головой. – Я напоролся на него в коридоре. Он говорил об этом двум ящерицам, которых сам же и убил. Меня он не заметил.

Да, Борн частенько разговаривал сам с собой. Теперь он стал еще больше себе на уме, даже оставаясь со мной. Почему-то это ранило меня больше всего. Ранило чувство, что одной меня ему мало.

– Никакое он не оружие, ты ослышался. Он даже не понимал, что говорил.

– Возможно, – пожал плечами Вик.

В его глазах сквозила боль, ведь я так и не признала, что предала его, скрыв умение Борна разговаривать.

Тогда я полностью и бесповоротно капитулировала, постаравшись смягчить эту боль поцелуями и сексом. С одной стороны, я все еще его хотела, а с другой – так не пришлось бы ничего объяснять. Разговоры несут беду. Язык наш – враг наш. Хватит с нас разговоров.

Что же влекло меня к Вику? Что вообще привело меня к Вику? Я не хочу приукрашивать его в ваших глазах, придумывать какие-то оправдания, делиться с вами личным или подавать повод для симпатий и антипатий.

Вероятно, в самом начале, это было тем же самым, что позже привлекло меня в Борне. Я помнила детское наслаждение, с каким он принимал те простые вещи, которые подавляли или блокировали его испуг, его страх, его стресс. Все эти банальные, избитые, сентиментальные клише вроде солнечного луча или бабочки. Они составляли разительный контраст с его болезненной подозрительностью. С настороженностью, которую он носил словно экзоскелет, защищающий маленького застенчивого мальчика.

Даже в эти трудные, напряженные и неопределенные времена, чувствительность еще могла к нему вернуться. Всего через два дня после нашего разговора я исподтишка наблюдала за ним, весело носившимся по коридорам Балконных Утесов с криком: «Я могу это сделать! Я могу!»

Даже подумала тогда, уж не повредили ли диагност-черви его мозг, иначе с чего это ему быть таким счастливым? Я давно уже не помнила его таким. Наверное, он был пьян. Затем, когда я позже зашла к нему, Вик был вновь сама серьезность. Неужели он мог проявлять светлую сторону своей души только в одиночестве?

Но это мое объяснение запоздало. Теперь же я могу говорить только о призраках. Он мог быть добрым, мог быть заботливым. Он мог быть идеалистичным. Это я знаю. Но точно так же я знаю, что он приписал мне слова, которых я не говорила. Я ведь никогда напрямую ему не говорила, что он должен принять Борна, или что Борн – мой друг.

Через несколько дней после того, как я встретила Борна в городе, он огорошил меня официальным заявлением, что уходит из моей квартиры. Объявляя о своем решении, Борн сделался маленьким и, как он сам это называл, «респектабельным». Почти гуманоидом, несмотря на переизбыток глаз. В действительности же его «респектабельный вид» походил на то, как выглядит человек, претерпевший какую-то мучительную и сомнительную трансформацию в сухопутного спрута с четырьмя ногами вместо щупалец. Именно в таком образе он и явился просить об одолжении. Кто-либо другой, встретившись с подобным «милашкой», с воплями убежал бы прочь.

– Ах, переехать? Ишь ты, – глупо пробормотала я.

При одной мысли об этом мои руки затряслись. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, а в голове зашумело, будто там забило крыльями множество чаек. Неужели он это серьезно? Нет, не может быть. Никуда я его не отпущу.

– Да, Рахиль, – ответил Борн, распространяя запах жимолости и морской соли, что было его способом воздействия на меня. – Рано или поздно это должно было произойти.

Да ну? Прямо-таки должно? Мне вот даже в голову подобный поворот событий не приходил. Я могла с закрытыми глазами пройти по всем ответвлениям туннелей Балконных Утесов, но будущее оставалось для меня непроницаемым. Борн существовал здесь, в сердце всех этих линий, нарисованных моим воображением. Я вырастила его в своей квартире, мы будем жить здесь с ним вместе, и так будет всегда.

– И куда же ты собрался? – только и смогла выговорить я.

– В другую квартиру Балконных Утесов.

– Почему? – беспомощно пробормотала я, глядя на него.

– Мне требуется личное пространство, – ответил он таким тоном, что я, несмотря на свое смятение, растаяла от умиления. – Мне нужна личная жизнь. Уединение.

– Хочешь сказать, я тебе мешаю?

– Нет. Просто я должен пожить самостоятельно. Обещаю, что буду тебя навещать. А когда окончательно устроюсь, ты сможешь приходить в гости, и все у нас станет хорошо.

Следовательно, он выбрал себе настоящий клоповник, где работы предстояло непочатый край. Или подходящие для жизни апартаменты, по мнению Борна, сильно отличались от моих, что тоже не могло меня не задевать.

Не удавалось отделаться от ощущения, что он вычитал эту сцену в одной из книг и теперь старательно играл роль. Вероятно, по сценарию мне полагалось раскричаться, наотрез ему отказать или затеять длинный, нескончаемый, тупиковый спор о том, как он неправ. Но поступить с Борном таким образом я не могла.

Какая куча плохих или «не таких уж и плохих» мыслишек, недостойных нас обоих! Я проклинала себя, ела поедом за то, что не знала, как быть хорошей матерью. К примеру: если я теперь запрещу ему выходить из дому, отнесусь с пренебрежением к его желаниям, то, возможно, так ничего и не пойму, пока он меня не покинет. Или: не является ли его желание естественным этапом развития ребенка, покидающего родимый дом, выбирающего свой путь? Его взросления? Вот только в этом городе не было путей, не было места, где можно было бы закрепиться, чтобы жить как все, в безопасности, пусть даже я и постаралась вложить ему в голову представления о нормальной жизни и мертвые прописные истины.

– Хорошо, но с условием, – сказала я наконец. – Установим правила. Если ты их нарушишь, то вернешься обратно ко мне.

Я все еще не понимала, откуда взялась у него эта идея отделиться и жить одному, идея, казавшаяся мне ужасной и отвратительной. Не внушили ли ему ее извне? На заднем плане продолжал вопросительным знаком маячить тот мелкий лис.

– Какие правила?

– Во-первых, ты будешь навещать меня каждый день.

– Разумеется, буду! – Похоже, его огорчило мое подозрение, что он не собирается этого делать, если только это не было игрой моего воображения.

– Во-вторых, ты не будешь выходить в город без меня. То есть на данный момент это означает, что ты вообще не будешь выходить наружу. Можешь, если уж хочется, протискиваться под дверями своей квартиры, но ни шагу из Балконных Утесов!

– Хорошо, Рахиль. В любом случае я буду занят. Буду украшать свое жилище.

– А еще ты будешь помогать мне по мере надобности. И Вику тоже.

Было просто жизненно необходимо, чтобы Вика и Борна как можно скорее связало нечто большее, чем настороженность. Оба знали о существовании друг друга. Вскоре надо будет официально их познакомить. Кроме того, нужно приложить все усилия, чтобы у Вика сформировался положительный образ Борна, пусть даже я несколько раз и села в лужу.