Пятнадцать суток за сундук мертвеца - Фаина Раевская

Я растерялась:

— Так ведь здесь есть, Клавочка…

— Ради такого торжественного случая мы прабабкины возьмем, — Клавдия схватила меня за руку и потащила в комнату. — А ты располагайся, Сашок, чувствуй себя как дома!

В комнате Клюквина сунула мне в руки бокалы и горячо зашептала:

— Выпроваживать надо твоего мента. Дело есть!

— Какое, Клава?

— К Коленьке домой сходить надо.

— Так ведь мы ж были! Я не хочу туда снова, — заупрямилась я.

Клавдия со вздохом закатила глаза:

— До чего ты, Афоня, порой бестолковая, просто диву даюсь! Мы были на дядиной хате. Слышала, что Сашка сказал? У Коли с отчимом были проблемы, и он временно перебрался к Паше. Вот мы и сходим к отчиму.

— А как ты его адрес узнаешь? Тоже у Сашки спросишь? Так вот, дорогая, он тебе не скажет, так и знай! — в подтверждение своих слов я даже притопнула ногой.

— Да знаю я адрес, — отмахнулась сестрица.

При этом известии рот у меня сам собой приоткрылся и никак не хотел закрываться. Несколько секунд Клюквина наслаждалась произведенным эффектом. Потом, видимо, ей стало меня жалко, и она пояснила:

— Помнишь, в машине ты мне дала его паспорт, пока сама удостоверение или пропуск изучала?

Я согласно кивнула.

— Так вот, — продолжала Клавдия, — я отнеслась к этому делу со всей ответственностью. Первым делом, конечно, заглянула в графу о семейном положении, потом посмотрела сведения о детях, ну, и в конце концов поинтересовалась местом прописки. То есть, пардон, теперь это называется регистрация…

— И?!

— Улица Нижегородская, 63–45!

— Так это же…

— Да, да, да! — горячо подтвердила Клавдия. — Это в двух кварталах от нас! Поэтому давай-ка быстренько выпьем с Сашкой шампусика, и выпроваживай его!

Однако быстренько не получилось. После третьего бокала Сашка разошелся и принялся балагурить. Он шутил, сыпал остротами, рассказывал анекдоты и предпринимал неуклюжие попытки ухаживать за нами обеими. В нетерпении я ерзала на стуле. В конце концов это привело к тому, что прабабкин бокал слетел на пол. Неизвестно почему, но это ужасно развеселило Сашку. Он залился смехом и, хлопая в ладоши, провозгласил:

— Это к счастью, честное слово!

Желая, наверное, приумножить внезапно свалившееся счастье, Саня залпом допил шампанское и хватил бокал об пол. При этом на лице его было разлито прямо-таки детское выражение счастья. Я втянула голову в плечи, ожидая бурю гнева со стороны Клюквиной — она очень трепетно относилась к прабабкиному наследству. Клавкино лицо напоминало посмертную маску. В воздухе отчетливо запахло скандалом.

— Э-э-э… — нарушил Сашка звенящую тишину. — И-извините, я, кажется, переборщил. Но ведь посуда бьется к счастью, правда?

— Правда, — деревянным голосом подтвердила Клавдия.

Она, не мигая, смотрела на осколки. Пользуясь тем, что сестра занята созерцанием останков прабабушкиного наследства и не замечает ничего вокруг, я толкнула локтем Сашку и прошептала ему в ухо:

— Тебе лучше уйти. Сейчас начнется!

— Но… — попытался он возразить.

— Не спорь! Давай-ка, продвигайся к выходу, я ее придержу. Пять минут у тебя есть. Чего ждешь?! Быстро!

Сашка на цыпочках прокрался в коридор, примерно с минуту там повозился и ушел, аккуратно прикрыв дверь. Я облегченно перевела дух.

— Ушел? — глаза Клюквиной приобрели осмысленное выражение.

— Ага, — подтвердила я, орудуя веником и совком. — Бокалы жалко…

— Плюнь, — посоветовала Клавдия. — У нас еще четыре штуки осталось. Бросай веник, Афоня. Пойдем навестим отчима твоего Коленьки…

Вздохнув, я поплелась одеваться. Через пять минут стало ясно — миссия невыполнима. Наши с Клавдией куртки принимали водные процедуры в ванной. Какое-то время мы с сестрой беззлобно переругивались, пытаясь ответить на вопросы: кто виноват? И что делать? В конце концов, в шкафу отыскалась моя старая дубленка, в которой я зимой выношу мусор (процедура эта, как правило, происходит поздно вечером, когда некого пугать проплешинами на ней), и Клавкино демисезонное пальто без пуговиц и почему-то с отпоротым воротником.

— Ничего, пойдем дворами! — оптимистично воскликнула сестрица, обматывая место, где был воротник, толстым шарфом. — Пуговицы пришивать не буду, запахнусь — и все. Авось в темноте за манто сойдет.

— Точно! — признаюсь, оптимизма Клавдии я не разделяла. — А мое одеяние — за мексиканского тушкана, загнувшегося от старости и облысения. Как бы нас не ограбили в подворотне!

Клюквина хмыкнула, и мы изволили отбыть. В данную минуту мне меньше всего хотелось столкнуться с кем-нибудь из знакомых. Как назло, возле подъезда прогуливался пенсионер Митрич со своим двортерьером по кличке Кузя. И Митрич, и его питомец были так друг ка друга похожи, что пенсионера иногда называли Кузей. Впрочем, дед не обижался, а пес — и подавно.

— Афоня! — обрадовался Митрич. — Чегой-то тебя давно не видать со своей Тырочкой. Кузя скучает!

Пес подтвердил слова хозяина глухим ворчанием. Дело в том, что Кузьма испытывал нежнейшие чувства к моей черепашке. Готова поклясться, при виде нее на морде собаки расцветала почти человеческая улыбка.

Я слегка притормозила, намереваясь вступить в беседу.

— Не сердись, Митрич, — Клюквина мертвой хваткой вцепилась в мой рукав. — У Тыры расстройство желудка. Она временно гулять не будет. Видишь, за лекарствами торопимся!

И мы помчались дальше, провожаемые удивленными взглядами Митрича и Кузи.

Мои опасения о нападении хулиганов с целью ограбления не подтвердились. Люди, попадавшиеся нам на пути, испуганно шарахались в стороны, завидев двух фурий, несущихся в пространстве. Даже бездомные коты при нашем приближении истошно орали и бросались врассыпную. Вскоре мы уже стояли перед кирпичной четырнадцатиэтажкой и глупо таращились на домофон. Ни у меня, ни у Клюквиной не было идей, кем мы представимся отчиму Николая.

— Ладно, — обозлилась Клавка, — как бог на душу положит!

Она набрала на панели номер квартиры, а я с замиранием сердца слушала переливы зуммера, мучительно пытаясь придумать, кто мы такие и почему нас интересует Николай. К счастью, ничего подобного не потребовалось. Раздался сигнал, и дверь открылась.

Сорок пятая квартира располагалась на шестом этаже. Обычная металлическая дверь, обитая коричневым дерматином с медной табличкой «45» наверху. Не оставляя времени для раздумий, Клавка решительно позвонила.

— Вам кого? — на пороге возник длинноволосый и невероятно тощий субъект с козлиной бородкой, произраставшей почему-то клоками. На вид ему можно было дать лет 25–30. Субъект настороженно разглядывал нас с головы до ног. Из квартиры доносился отчетливый запах краски.