Плоть и кровь - Иэн Рэнкин

Веселость Кафферти как рукой сняло.

— Это правда, что его пытали?

— Вроде того.

— Вроде того? — Кафферти возвысил голос. — Если речь идет о пытке, то тут середины не бывает! Да или нет?

— Тебе сообщат.

Кафферти сверкнул глазами. Дыхание его стало поверхностным и шумным. Он поднялся со стула.

— Мне грех жаловаться. В наше время и в тюрьме свободы хватает. Я убедился, что свободу можно купить, как и все остальное. — Он остановился рядом с надзирателем. — Верно я говорю, мистер Петри?

Петри, не будь дурак, оставил вопрос без ответа.

— Подожди снаружи, — приказал Кафферти.

Петри вышел. Кафферти посмотрел на него и мрачно ухмыльнулся.

— Уютненько, — сказал он. — Ты да я. — Он начал поглаживать живот.

— Чего ты хочешь, Кафферти?

— Живот стал меня подводить. Чего я хочу, Стромен? Вот чего. — Он встал и навис над Ребусом, крепко сдавив ему плечи. — Я хочу, чтобы этого ублюдка нашли. — (Ребус поймал себя на том, что смотрит на оскаленные зубы Кафферти.) — Я не допущу, чтобы кто-то поднимал руку на мою семью, от этого страдает моя репутация. Такое нельзя никому спускать… это плохо для бизнеса.

— Что значит отцовское чувство, любо-дорого посмотреть.

Кафферти пропустил замечание Ребуса мимо ушей.

— Мои люди ищут того, кто это сделал, ясно? И за тобой будут приглядывать. Мне нужен результат, Стромен.

Ребус стряхнул руки Кафферти с плеч и встал.

— Ты что же, думаешь, мы будем сидеть сложа руки, потому что убитый — твой сын?

— Не советую… Именно это я и хотел сказать. Так или иначе, но я отомщу, Стромен. Кто-нибудь за это поплатится.

— Но не я, — тихо сказал Ребус.

Он выдержал взгляд Кафферти, и тот наконец широко развел руки, пожал плечами и уселся на свой стул. Ребус остался стоять.

— Мне нужно задать тебе несколько вопросов, — сказал он.

— Валяй.

— Ты поддерживал связь с сыном.

Кафферти отрицательно покачал головой:

— Только с его матерью. Она хорошая женщина. Слишком хороша для меня. Всегда такой была. Я посылал ей деньги на Билли. Во всяком случае, пока он рос. Да и сейчас еще время от времени.

— Каким способом?

— Через кого-то, кому я доверяю.

— Билли знал, кто его отец?

— Ни в коем разе. Его мать не то чтобы гордилась мной.

Он снова начал потирать живот.

— Попроси доктора прописать лекарство, — сказал Ребус. — Так мог кто-нибудь убить его, чтобы досадить тебе?

Кафферти кивнул:

— Я думал об этом, Стромен. Я много об этом думал. — Он помотал головой. — Нет, не сходится. Понимаешь, моя первая мысль как раз и была об этом. Но никто ведь не знал — только его мать и я.

— И посредник.

— Он не имел к этому отношения. Мои люди поговорили с ним.

От того, как Кафферти это сказал, Ребуса мороз подрал по коже.

— Еще два вопроса, — сказал он. — Слово «Немо» тебе что-нибудь говорит?

Кафферти покачал головой. Но Ребус знал, что уже сегодня вечером головорезы в восточных областях Шотландии будут искать человека с таким именем. Может быть, люди Кафферти первыми выйдут на убийцу. Ребус видел мертвое тело. Его мало заботило, кто первым выйдет на убийцу, главное — выйти. Он догадывался, что и Кафферти думает так же.

— И второе, — сказал Ребус. — Татуировка SaS.

Кафферти снова покачал головой, но на этот раз медленнее. Было что-то в этом движении, какое-то узнавание.

— Так что это, Кафферти?

Кафферти молчал.

— А банды? Он состоял в какой-нибудь банде?

— Он был не из таких.

— На стене его спальни висел плакат с Красной рукой Ольстера.

— У меня на стене висит календарь «Пирелли». Это что значит, что я пользуюсь их покрышками?

Ребус направился к двери.

— Не очень весело быть жертвой, а?

Кафферти вскочил со стула.

— Помни, — сказала он, — я буду следить за тобой.

— Кафферти, если один из твоих гопников подойдет ко мне хотя бы время спросить, я упрячу его за решетку.

— Ну, упрятал ты меня за решетку, Стромен. И что тебе это дало?

Ребусу была невыносима улыбка Кафферти — улыбка человека, который топил людей в свином навозе, хладнокровно расстреливал их, улыбка бездушного, коварного манипулятора, человека безжалостного и безнравственного. Ребус вышел из комнаты.

Тюремный надзиратель Петри стоял снаружи, переминаясь с ноги на ногу и стараясь не встречаться взглядом с Ребусом.

— Ты позорище — дальше некуда, — сказал ему Ребус и пошел прочь.

Наведавшись в Глазго, Ребус мог бы поговорить с матерью убитого, вот только она уехала в Эдинбург на официальное опознание верхней половины лица своего сына. Доктор Курт обещал сделать все, чтобы нижнюю она никогда не увидела. Как он сказал Ребусу, если бы Билли был чревовещателем, то никогда больше не смог бы работать.

— Вас надо лечить, доктор, — сказал ему на это Джон Ребус.

В Эдинбург он возвращался вконец измотанным. Кафферти всегда на него так действовал. Он не думал, что ему придется снова встретиться с этим человеком, — уж точно не раньше, чем оба они достигнут пенсионного возраста. Кафферти, когда его привезли в Барлинни, послал ему почтовую открытку. Но открытку перехватила Шивон Кларк. На ее вопрос, хочет ли Ребус взглянуть на послание Кафферти, он ответил:

— Порви ее.

Он так и не знал, что написал ему Кафферти.

Когда он вернулся, то застал Шивон Кларк в оперативном штабе.

— Ты, как я погляжу, работаешь не покладая рук.

— Люблю сверхурочные. И потом, наши ряды поредели.

— Так ты, значит, в курсе?

— Да, примите мои поздравления.

— Что?

— Ну, ОБОП — это ведь вроде горизонтального повышения.

— Это ненадолго — как несколько подряд выигранных матчей «Хиба». Где Брайан?

— В норе Каннингема — снова опрашивает Мердока и Милли.

— А миссис Каннингем — ее удалось допросить?

— По верхам.

— И кто с ней говорил?

— Я. Это была идея старшего инспектора.

— Ну, в кои-то веки Лодердейлу пришла в голову здравая мысль. Ты ее не спрашивала про религию?

— Вы имеете в виду все эти оранжистские штуки в комнате Билли? Да, спрашивала. Она в ответ только пожала плечами, как будто в этом нет ничего особенного.