Остров последнего злодея - Эдуард Веркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня есть младший брат, ну тот самый, выстреленный из рогатки, у него в детстве завелся воображаемый друг по имени Трэкс. Так вот, этот Трэкс появлялся только когда мой брат наряжался динозавром. Скорее всего, у Октябрины тоже есть воображаемая подружка, и, чтобы вызвать ее, Октябрина переодевается в обезьянью шкуру. Возможно, и сейчас такое случилось – Октябрина решила посоветоваться со своей квазиподружкой, переоделась в обезьянью шкуру, а подружка эта, допустим, Груня, ей сказала – давай, иди, прикончи его. И вот теперь я бьюсь с этой сумасшедшей.
Бред…
Октябрина еще раз боднула меня в затылок, я не выдержал и боднул ее в ответ. Но несколько неровно получилось, в глазах поплыло, под коленками стало жидко, и меня повело.
К сожалению, в сторону моря. Октябрина вцепилась в меня с такой силой, что я начал подозревать, что она хочет нашей взаимной смерти, примерно как профессор Мориарти хотел утащить Шерлока Холмса в пучину Рейхенбахского водопада, так и Октя желает столкнуть меня в ревущую бездну, пусть меня там потом лангусты всякие раздирают, жир нагуливают.
Я съехал с тропы, запнулся за камень, Октябрина усугубила процесс, и мы вместе полетели по склону.
Так, кувырком.
Мы катились и катились, я пытался зацепиться хоть за что-то, не получалось, в руках только камни оставались. Постепенно склон становился все круче, и я начинал подозревать, что дело кончится не совсем радужно.
Потом я стукнулся затылком о камень, а очнулся уже в море. Соленая вода попала в нос, и я чихал, пытаясь высморкать ее обратно. И лицо – оно просто горело – соль попала в царапины. Больно, но полезно, микробы погибнут. Я полежал в воде еще немного, потом сел.
Октябрины вокруг не наблюдалось, я поискал ее, но ничего не увидел. Впрочем, вокруг была отмель, никаких бездн, вряд ли Октябрина утонула. Наверное, уперлась уже. Устыдилась своей выходки. Лежит в лачуге, переодетая обезьяной, рыдает.
Хорошо.
Ахлюстин мне не простит.
Ахлюстина не было. На остальных участках все развивалось как надо.
Потягин орал и размахивал хлыстом. Плетки не было, то ли сломалась, то ли сделалась уже неэффективной, теперь вместо нее выступал хлыст. Или даже кнут, какая-то помесь из этих инструментов побуждения. И работал ею Потягин уже профессионально, мне показалось, что я даже услышу щелчки. Быстро ребята учатся, постигают азы рабовладельческого искусства. И Потягин – просто сеньор Эскудо Педрейро, тростниковый барон и ценитель цыганской музыки.
Я переключился на Урбанайтеса.
Урбанайтес как всегда внес в работу усовершенствования. Вместо плетки он теперь использовал длинное копье с острым блестящим наконечником, раньше, в дикие времена, с помощью таких штук подгоняли толстокожих слонов, кажется, она называлась стимул.
Вот этим стимулом Урбанайтес и стимулировал своих ботов, тыкал ленивых гадов в шею. Вид у него был вполне колонизаторский.
Октябрины не видно, наверное, в избушке отлеживается. Я перевел длинное стекло на Ахлюстина.
Насчет Хлюста у меня имелись подозрения, особенно после того их ночного разговора. Если честно, то у меня относительно всех были подозрения, и я предпринял кое-какие меры. Ну на случай непредвиденных обстоятельств. Правда, я не предполагал, что они наступят так скоро…
Ну да ладно.
Ахлюстина не наблюдалось тоже. Боты потерянно стояли в тростнике, еле-еле ворочались, лишенные мудрого руководства. Делать было нечего, я как последовательный дарвинист спрыгнул с пальмы и направился на плантацию Ахлюстина. Боты по-прежнему стояли, жарились на солнце, потели маслом, лениво вращали глазами.
Заглянул в хижину.
В хижине Ахлюстина тоже не обнаружилось, зато я нашел несколько других интересных вещей. Сломанную плетку, распиленные кандалы, на столе выложенный просом (или другим каким здешним злаком) портрет Авраама Линкольна, довольно реалистичный. Какие, однако, гримасы аболиционизма! Прямо хижина дяди Тома! Прямо сердце тьмы, мама, где мои подтяжки?!
Я практически прослезился.
Затем еще увидел – виселицу, аккуратно построенную из пальмовых щепочек. К виселице я пригляделся повнимательнее, потому что виселица была не пустая, а бывшая, так сказать, в употреблении – в петельке что-то болталось, какой-то комок. Я подумал, что Ахлюстин предался тихим радостям ювенального садизма и повесил крысу, бурундука местного или беднягу долгопята, однако, приглядевшись, я обнаружил, что это отнюдь не грызун, а некая фигурка.
Наклонившись над виселицей, я опознал в фигурке себя. Повешенным. Нет, особого портретного сходства не наблюдалось, но почему-то было понятно, что это я.
На секунду мне стало не по себе. Я вспомнил взорвавшееся ружье, вспомнил желудочные неприятности, вспомнил непонятное ночное нападение, а еще вспомнил про вуду. Это такое раньше колдовство процветало – шили куклу, поливали ее кровью, а затем втыкали в нее иголки. От этого с прототипом куклы случались всевозможные неприятности, волосы выпадали, как у меня опять же, диарея, а то и вообще разлив желчи и пожелтение организма.
Неужели Ахлюстин вудуист? Неужели это все он? Заслал сильфиду в мое ружье, заставил Потягина подсыпать мне дристательного эликсира, смутил и без того смущенный разум Октябрины, надоумив ее переодеться бандерлогом…
Честно говоря, я не встречал на своем пути настоящих вудуистов. И ненастоящих, впрочем, тоже. А вдруг это у него семейное? Вдруг у него бабушка или дедушка… Нет. Нельзя даже и представить, чтобы в наши дни – и вуду! Просто он меня не любит. И так эту нелюбовь продемонстрировал. У каждого свои слабости. Я вот люблю помидоры. В собственном соку, но чтобы подкисли, чтобы банка с пшиком открывалась. А Ахлюстин любит вешать. К тому же он боксер, а им там все время в голову бьют. А все остальное – цепь случайностей…
Я не стал ничего в этой хижине трогать, покинул ее поскорее.
Огляделся.
Ахлюстина опять не наблюдалось. Я отправился к остальным, посмотреть.
При известии об исчезновении Ахлюстина они сделали вид, что очень удивились. Ненатурально сделали вид. А я сделал вид, что поверил. Разумеется, натурально. А еще мне показалось, что Потягин и Урбанайтес порадовались исчезновению конкурента.
Я велел им продолжать работать, а сам отправился на поиски Ахлюстина.
Вообще я был больше чем уверен, что искать его мне совсем не придется, он сам меня найдет, однако для очистки совести немного побродил по округе, так, полчасика. Ничего интересного не нашел. Ахлюстин прятался. Плел веревку, чтобы подвесить меня, если не за шею, то хотя бы за пятки. Ну и чума с ним.
Вторую половину дня я отдыхал в гамаке, обдумывал, что буду делать потом, после окончания эксперимента. Первым делом, я тоже сделаю доклад, конечно, не в клубе «Чугунный Батискаф», а на Съезде Ордена Реконструкторов. Про все эти приключения. А затем отправлюсь на Марс, недавно Магистр Ордена предложил реконструировать «Синюю бутылку» Рея Брэдбери. Это будет грандиозно!