Homo sapiens? Как мы все про***ли - Том Филлипс

Конечно, ключевые особенности демократического режима (открытость правительства гражданам и выборы, при помощи которых граждане могут избавиться от неугодного правительства) во многом зависят от того, кого, собственно, считают гражданином. И на протяжении многих веков и во многих странах в их число не входили несколько незначительных категорий людей, например, женщины, бедняки или этнические группы. Ведь нельзя же раздавать полномочия и власть направо и налево, верно?

Другая проблема демократии в том, что она обычно нравится людям, если они ожидают, что та может наделить их общественным весом; однако демократия уже не кажется такой симпатичной, если грозит отобрать общественный вес. А потому необходимо все время проделывать огромное количество работы, просто чтобы такая форма правления продолжала существовать. Например, в Древнем Риме много экспериментировали и прибегали к разнообразным хитрым приемам, чтобы демократия не скатилась к автократии. Один из них – разделить между двумя людьми полномочия консула – самого влиятельного чиновника из всех выборных, который распоряжался и военными, и гражданскими делами. Они избирались на год, ежемесячно менялись наиболее ответственными полномочиями и ставились во главе двух из четырех легионов римской армии. И это было очень умно, потому что гарантировало, что абсолютная власть не окажется вдруг в руках единственного человека.

Однако когда для одной и той же битвы требовались все четыре легиона, наступал разлад. Так было и в 216 году до н. э., когда римляне дали битву при Каннах – они противостояли карфагенским войскам, возглавляемым Ганнибалом, большим фанатом боевых слонов. Тогда армию направляли консулы Луций Эмилий Павел и Гай Теренций Варрон, и командование сменялось ежедневно. И дело осложнялось тем, что они были не в полной мере согласны друг с другом в отношении тактики. Сегодня руководил войсками осторожный Павел, завтра – более безрассудный Варрон, и так далее. Ганнибал, который хотел вовлечь римлян в активные боевые действия, просто дожидался, когда во главе встанет Варрон, и его желания тут же становились действительностью. В результате армия Рима была буквально растоптана.

Говоря по правде, римляне придумали способ пресечь такое разделение: они назначали «диктатора», который наделялся абсолютной властью в критические периоды, но при этом он должен был понимать, что ему придется устраниться, как только нейтрализуется ситуация, из-за которой он был назначен. (По иронии судьбы, незадолго до битвы при Каннах римский Сенат избавился от диктатора, поскольку ему не понравилась его тактика.) В теории это была прекрасная идея, но в основе ее лежало сомнительное правило – некий человек, которого только что наделили неограниченными полномочиями и правом командовать огромной арией, должен был распрощаться со всем этим по собственной воле. Однако так и они и поступали, пока не появился Юлий Цезарь. Он решил, что власть его вполне устраивает и что он с удовольствием останется при ней подольше, если остальным все равно. Для Цезаря это закончилось плачевно и даже кроваво, но и его последователи тоже решили, что абсолютная власть – отличная штука, и Римская республика быстренько превратилась в Римскую империю.

Весьма замечательны некоторые приемы, изобретенные демократическими системами, чтобы обороняться от попыток ненасытных политиков обрести неуместное влияние. Если вас смущает, скажем, американская система выборщиков, то скажите спасибо, что вы никогда не жили в Венецианской республике. За много веков до рождения первого выборщика Венецией правили дожи, для избрания которых запускали, возможно, самую сложную избирательную систему в истории.

Дож находился в должности пожизненно, и в голосовании участвовали около сотни[6] членов Большого совета – и здесь заложен коррупционный потенциал. Избирательная система обрела форму в 1268 году, и ее целью было пресекать попытки вмешательства в выборы. И вот как избирался дож Венеции: сначала все члены совета тянули жребий, и так избирались 30 человек; эти 30 человек также тянули жребий, и их оставалось 9; эти 9 избирали 40 членов совета, число которых сокращалось до 12 при помощи все того же жребия; эти 12 избирали 25 членов совета, 16 из которых отсеивались все тем же путем; новые 9 членов избирали еще 45, число которых доводилось до 11, и эти 11 выбирали еще 41 человека – и вот в десятом круге всего процесса 41 человек выбирал дожа.

Попробуйте прочесть это вслух на одном дыхании.

Очевидно, что это полное безумие, и прогнозирование результатов того процесса должно было быть кошмаров для политических экспертов того времени. Но нужно отдать должное венецианской знати: эта система, как кажется, была довольно успешной (для знати, само собой), поскольку она продержалась более 500 лет, и эти годы были временем процветания республики. Пока в 1797 году ее не захватил Наполеон Бонапарт.

Говоря откровенно, этот факт делает Венецию маяком стабильности, особенно если принять во внимание тот факт, что ко времени написания этой книги в Италии – и это прискорбно – сменилось 65 правительств и 43 премьер-министра за 72 года, со времени окончания войны. Для сравнения: в Великобритании пост премьер-министра переходил от одного политика к другому всего 15 раз за тот же отрезок времени (но и там, и там были люди, которые занимали эту должность более одного раза). Важно указать, что ситуация такова именно ко времени написания книги, поскольку я вынужден буду сдать рукопись как раз в разгар планового, очередного конституционного кризиса в Италии. А когда книгу опубликуют, можно ожидать правительства № 43 и премьер-министра № 66 или следующих. Ради точности предусмотрю здесь пропуск, чтобы вы могли вписать верное число итальянских правительств на момент прочтения: с 1946 года в Италии сменилось [] правительств. (Загляните на сайт howmanygovernmentshasitalyhad.com, чтобы проверить цифру. Наверное, лучше вписать ее карандашом.)

Демократия так хрупка, потому что политика, которая казалась разумной в условиях милой либеральной демократии, может основательно испортить жизнь, если к власти придет более авторитарный режим. Например, взглянем на Мексику первой половины XIX века. Тогда власти нового независимого (от Испании) государства решили поискать хорошее применение необихоженным землям, лежавшим в северном штате Техас. Они хотели создать буферную зону между владениями агрессивно настроенных индейцев команчи и западным соседом, активно расширяющим границы на запад. И вот мексиканцы стали призывать американских владельцев ранчо и фермеров селиться в этих местах, и для этих целей они передали большие участки земли так называемым импресарио – агентам, должным привлекать американских переселенцев (тот факт, что в те времена еще не действовало никаких соглашений о выдаче, сыграл роль для некоторых).

Власти стали понимать, что ситуация выходит из-под контроля, когда очевидным стали разросшиеся политические полномочия некоторых импресарио: некоторые переселенцы не желали интегрироваться и подчиняться законам мексиканского правительства. Напуганные мексиканцы в 1830 году попытались резко запретить дальнейшую миграцию из США, но обнаружили, что бессильны противостоять наплыву иммигрантов из соседней страны.