Предчувствие чуда - Энн Пэтчетт

– Скажи, нашелся твой чемодан или нет? – было первое, о чем спросил ее мистер Фокс.

Проблемы с Марининым багажом интересовали его больше, чем ее успехи в поисках доктора Свенсон или таинственных Бовендеров.

– Я тут узнала, что код аэропорта в Манаусе – MAO, а в Мадриде – MAD. Подозреваю, усталый сортировщик перепутал «O» с «D», и чемодан улетел в Испанию.

– Я пришлю тебе другой телефон. Сегодня закажу, а завтра отправлю. И лариам у тебя наверняка скоро закончится. И вообще, составь список всего, что тебе нужно.

– Ничего мне не нужно, – ответила она, рассматривая искусанные насекомыми запястья и лодыжки. Твердые красные бугорки так и хотелось разодрать ногтями. – Ничего. Чемодан найдется в ту же секунду, как ты вышлешь мне телефон, и будет у меня два мобильника.

– Пускай будет два. Отдашь один доктору Свен-сон. Вдруг она кому-нибудь захочет позвонить.

По правде говоря, Марина наслаждалась жизнью без телефона. Приобщаться к беспроводной связи она начала в интернатуре – с пейджера. Потом завела себе еще и мобильный, потом поменяла мобильный на «блэкберри». А в Манаусе вдруг обрела невероятную свободу – недосягаемой ни для кого бродить по чужому и странному городу.

– Кстати, о докторе Свенсон – я читаю о племени лакаши.

– Молодец. Всегда полезно прочесть что-либо о людях, прежде чем встречаться с ними, – похвалил мистер Фокс.

– Интересная статья, вот только карт доктор Свен-сон не раскрывает.

– Доктор Свенсон умеет хранить секреты.

– А в чем секрет? Она сама знает? Лакаши-то не знают точно. Какими бы первобытными они ни были, если бы поняли, что заставляет их рожать до самой смерти, то давно избавились бы от этой радости.

Мистер Фокс долго молчал. Марина ждала.

– Ты все знаешь и не хочешь мне говорить? – засмеялась она.

Наверняка в кабинет вошла секретарша, суровая миссис Данавей, и мистер Фокс не хотел говорить при ней.

– Желание тут ни при чем, – наконец ответил шеф.

Разговаривая, Марина расслабилась и легла поперек кровати, но от удивления подскочила:

– Что?

– Я связан обязательством конфиденциальности.

– Я сижу в Бразилии. Сегодня утром обнаружила в ванне ящерицу величиной с котенка. Понятия не имею, где окопалась доктор Свенсон и где ее искать. И ты отказываешься рассказать мне, как женщины лакаши сохраняют способность рожать детей до старости? Что еще мне сделать, чтобы заслужить твое доверие?

– Марина, Марина, к тебе это не имеет отношения. Это вопрос контракта. Я не имею права говорить об этом.

– Не имеет ко мне отношения, да? Тогда зачем я здесь торчу? Если это не имеет ко мне отношения, можно я поеду домой?

На самом деле секрет Марину не заботил. Ее не впечатлило, что женщины лакаши рождают за свою жизнь в 3,7 раза больше детей, чем другие бразильские аборигенки. Ей было наплевать на то, где и как они живут, счастливы ли они и желанны ли их дети. Волновало ее – и волновало не на шутку – то, что ее работодатель, фактически позвавший ее замуж, а потом отправивший на экватор, в страну, где уже умер один сотрудник «Фогеля», не хочет сообщать необходимую информацию, напрямую касающуюся ее командировки.

– И что мне прикажешь делать, когда я разыщу доктора Свенсон и кучу беременных индианок – глаза зажмурить, чтобы ненароком не подглядеть, как у них это получается? У лакаши, случайно, нет обычая убивать тех, кто узнает их тайну?

И тут она снова увидела Андерса – по щиколотку в мутной речной воде, с голубым конвертом в руке.

– Господи, – прошептала она. – Господи, я не это имела в виду.

– Они жуют какую-то кору, прямо с деревьев, – сказал мистер Фокс.

Марине было уже наплевать и на кору, и на деревья.

– Я не это имела в виду.

– Знаю, – ответил мистер Фокс, но голос его потускнел, и через пару фраз они распрощались.

Марина надела шлепанцы и опять вышла на улицу. Дождь перестал, горячее солнце обрушилось на мостовую, дома, людей и собак. Стояла влажная духота, не хотелось идти ни к реке, ни на рынок. Она немного побродила по площади, думая о том, что Андерс наверняка тоже бродил здесь в январе. Может, после приезда у него не было ощущения безнадежности. Может, он отлично проводил тут время – на весь день уезжал в джунгли смотреть на птиц, а вечерами сидел в баре и потягивал коктейль «Писко сауэр». Марина склонилась над расстеленным на земле одеялом – рассмотреть вырезанные из дерева безделушки, которыми торговали местные. Выбрала себе браслет из гладких красных кругляшек – не то бусин, не то крупных семян. Позволила торговке завязать его на своем запястье хитрым и крепким узлом. Кончики шнурка женщина откусила – ловко, не коснувшись губами Марининой кожи. Сидевший рядом худенький мальчуган лет девяти или десяти, подумав, взял из своего деревянного зверинца двухдюймовую белую цаплю с крошечной рыбкой в тонком, как иголка, клюве и протянул ей. Марина хотела отказаться, но, взяв фигурку в руки, увидела, что работа действительно очень тонкая, и согласилась купить цаплю и браслет за горсть купюр – вышло примерно три доллара США. Сунув цаплю в карман, она нырнула в лабиринт боковых улиц. Марина запоминала каждый поворот – заблудиться не хотелось. Чем дальше она шла, тем сильнее бросалось в глаза, что на нее никто не обращает внимания. За ней не бежали мальчишки со стопками маек и яркими бабочками в дешевых деревянных рамках. Ее не подзывали ни продавцы мороженого, ни усач с маленькими обезьянками на плечах, рявкавший что-то туристам по-португальски. С забранными в пучок черными волосами, в купленной у Родриго шляпе, в дешевой одежде и шлепанцах Марина могла ходить по Манаусу так, как не могла ходить по Миннесоте. Здесь все смотрели на нее, как на местную, не задерживая взгляда. Иногда кто-то заговаривал с Мариной – вероятно, просто здороваясь. Она кивала в ответ и продолжала свой путь. А вот за Андерсом, наверное, бегали толпы зевак. Без сомнения, разгуливающий по улицам голубоглазый дылда с ослепительно-белой, чуть ли не светящейся кожей казался жителям Манауса не меньшей диковиной, чем снегопад. Ничего не умея разглядеть в мутных водах Рио-Негро, сам Андерс был здесь прозрачен для любого прохожего.

Марине вспомнилось, как летом по понедельникам он появлялся на работе с обгоревшим лицом и облезшим носом – последствия семейных озерных заплывов на каноэ.

– Ты что, никогда не слышал о солнцезащитном креме? – ругала его Марина. – Тогда хотя бы шляпу надевай.

– От мужчин факт существования солнцезащитного крема скрывают, – отшучивался Андерс.

В те дни он не носил галстук, ворот рубашки был распахнут, и Марина старалась не глядеть на красную, воспаленную шею. Какой умник придумал послать Андерса на экватор? Даже у нее в Манаусе кожа потемнела. Солнце делало свое дело, и ни шляпа, ни крем уже не спасали.

Бесцельно свернув на очередную улицу – впрочем, все ее предыдущие повороты цели тоже не имели, – Марина оказалась перед универмагом Родриго. На этот раз никто не толпился у входа, не заглядывал внутрь. При свете дня магазинчик не обладал такой притягательной силой, как ночью. Улица тоже пустовала – ни пешеходов, ни машин. Зайдя внутрь, просто поздороваться и купить бутылочку воды, Марина увидела только молодую пару лет двадцати пяти. Длинноногая и загорелая девушка в открытом красном платье без рукавов, привстав на цыпочки, пыталась что-то достать со стеллажа. Ее золотистые волосы словно освещали торговый зал – Родриго явно не был склонен жечь электричество в любое время суток. Парень в майке и мешковатых шортах, ростом чуть выше своей спутницы, безразлично наблюдал за ее попытками дотянуться до полки. Его русые волосы были взлохмачены, а на лице, пожалуй слишком миловидном для мужчины, красовалась не то борода, не то многодневная щетина. Оба покупателя не заметили Марину, и та с интересом разглядывала парочку, отчасти потому, что уж больно необычные это были типажи для Манауса, отчасти потому, что не сомневалась – перед ней Бовендеры.