Зелье для государя - Людмила Таймасова

Составитель послания был хорошо осведомлен о порядке работы головной конторы компании в Аугсбурге. Он предлагал организовать еженедельную доставку скорой почтой «писем новостей» из Московии в Аугсбург, как это делалось в других регионах Европы, где находились представительства компании. Из текста также следует, что подателем грамоты должен был стать не Ганс Шлитте, который назван «первым нашим посланником», а иное лицо. Невероятно щедрые условия ссуды свидетельствуют, что завершение сделки имело для лица, составившего документ, первостепенное значение. В то же время публикация типографским способом документа, который содержал условия секретных переговоров, свидетельствует в пользу того, что его издание было осуществлено с целью воспрепятствовать заключению подобной сделки. Видимо, публикация «послания русского царя» была осуществлена конкурентами Антона Фуггера.

В том же году в Европе вновь вспомнили басню Дмитрия Герасимова в изложении Павла Иовия. Анонимный автор «Реляции о Московии», составленной для неких высокородных итальянских читателей, в предисловии обещал рассказать «о чудесах и ужасах, происходящих» в России, и присоединить в конце «краткое рассуждение о том, как, на зло Испанцам и Португальцам, вернуть торговлю пряностями в руки Итальянцев». Выполняя обещание, автор поместил в заключительной части документа рассуждение о «новом многочисленном народе», который вышел из «Каспийских гор» и беспокоит своих соседей яростной войной. Этот воинственный народ представлял собой «новые иудейские племена», некогда запертые в упомянутых горах Александром Великим.

Следом за жалобой на воинственных иудеев автор поместил уже знакомую нам басню о спасении медведем неосторожного лакомки, увязнувшего в меду. Он смягчил грубоватый юмор католического священника с учетом того, что текст мог попасть в руки особ женского пола: «Я уже говорил вам, что в Московии в большом изобилии водятся пчелы, которые живут не только в ульях (они употребляются [и здесь]); но встречаются огромные деревья, полные меда, оставленного пчелами; и его иногда бывает так много, что он в иные годы образует [так сказать] озера. Один крестьянин упал в огромное дупло дерева, где в большом изобилии находился мед; не успел он опомниться, как погрузился в него по горло. Он кричал о помощи, но никто из путников не мог услышать его. В такой нужде крестьянин в течение двух дней питался этим медом. Наконец, он [уже] отчаялся в спасении своей жизни, как ему помог удивительный случай. К тому дереву случайно пришла за медом медведица и спустилась книзу с ногами, как обыкновенно делаем и мы. Крестьянин, ухватившись за ее [задние] лапы, начал кричать. Медведица в ужасе поспешила вылезть и [при этом] силою вытащила и его. Случай поистине любопытный и замечательный».

В изложении анонимного автора басня приобрела иной смысл: в роли спасенного теперь выступал московит, а не его сосед. У читателей непременно должен был возникнуть вопрос: кто скрывался под личиной глуповатой медведицы? Ни один из европейских правителей не выразил желания оказаться в роли спасителя «русского крестьянина». Император Карл V, сложив с себя полномочия, удалился в монастырь Святого Юста (Испания), но продолжал «выкачивать» деньги из банка Фуггеров. За полтора года — с начала 1556 г. до середины 1557 г. — Фуггеры ссудили Габсбургам такую сумму, которая превышала все предыдущие выплаты за такой же срок. В 1557 г. французский король Генрих II, Карл V и его сын, испанский король Филипп II, объявили себя банкротами. Антон Фуггер провел частичную ликвидацию компании. Видимо, в связи с угрозой банкротства самого Дома Фуггеров, «русский проект» отошел на второй план.

В это время в Ферраре между Фоглером и Шлитте начались распри по поводу каких-то похищенных вещей, купленных последним «для просвещения людей и страны» московского царя. По словам Зенга, после одной крупной ссоры Шлитте скрылся в неизвестном направлении. При этом все бумаги — подлинники королевских грамот, копии с документов и частных писем Шлитте, адресованных Ивану IV — оказались в руках Фейта Зенга.

Дальнейшая судьба Ганса Шлитте неясна. В 1557 г. Фейт Зенг приехал из Италии в Кенингсберг и доложил о деле маркграфу Альбрехту Прусскому. Тот, пребывая в уверенности, что Шлитте находится в Московии, предложил Зенгу отправиться туда и отыскать саксонца. Однако совершенно очевидно, что без проезжих документов, которые остались у Зенга, Шлитте не имел возможности добраться до русской границы. На родину он также не вернулся. Вероятно, немолодой, с подорванным в любекской тюрьме здоровьем, Ганс Шлитте скоропостижно скончался в Ферраре, а Фейт Зенг умолчал об этом.

Фейт Зенг не упоминал о каком-либо документе, который бы официально удостоверял передачу ему полномочий на ведение дел, подобно тому как это было оформлено между Шлитте и Штейнбергом по договору от 1 августа 1550 г. Поэтому представляется вероятным, что бумаги Шлитте попали в руки Фейта Зенга не вполне честным путем.

Завладев документами, Зенг назначил Гогенауэра «содоверенным» лицом и предложил войти в дело Гансу Фоглеру. Тот согласился, но вскоре «не устоял» и покинул своих товарищей. Фоглер вернулся в Германию и возобновил работу над усовершенствованием станка по изготовлению монет. В 1568 г. он получил денежное вознаграждение за свой аппарат от короля Фердинанда I. Как видно, Гогенауэр также отказался от дальнейшего участия в деле, его имя более не встречается в документах. Далее Фейт Зенг действовал самостоятельно.

Весной 1558 г., когда Иван IV начал военные действия против Ливонии, Зенг вновь обратился к маркграфу Прусскому со своим делом и в мае получил рекомендательные письма и пропуск к польскому королю. Маркграф дал Зенгу в сопровождение «спутников», вместе с которыми он благополучно перешел границу и прибыл в русскую крепость Невель. По неясным причинам «спутники» отказались ехать дальше. Зенг был вынужден вернуться в Кенингсберг и доложить о неудаче. По совету маркграфа Фейт Зенг обратился за помощью к зятю своего покровителя — герцогу Иоганну Альбрехту Мекленбургскому и передал тому для ознакомления все бумаги.

Документы пролежали без движения в канцелярии герцога Мекленбургского пять лет. Однако в конце 1563 г. вопрос обеспечения русского царя военными специалистами вновь приобрел актуальность.

В 1563 г. Иоганн Таубе, находившийся «почти целых пять лет» в плену в Москве, получил освобождение, был принят на службу к Ивану IV и пожалован 1000 десятинами земли, имениями в Рижском епископстве, ежегодным жалованьем в 200 рублей, шубами и платьем. Следуя царскому приказу, в конце ноября Таубе прибыл в Дерпт и написал несколько писем своим родственникам — дяде, брату и зятю, приглашая их прибыть «в назначенное время на Зачатие Марии (8 декабря. — Л.Т.) к Христиану фон Розену на Аа вмесье с твоими лошадьми и оружием, где я встречу вас точно в это время с подмогой вместе с господином Иоганом Дрейером, господином Томасом Шрау, Яковом Шредером и еще со многими честными людьми».

В это время в Москве с нетерпением ждали возвращения русских послов из Германии. Их путь лежал через германский город Аренсбург и через Дерпт, мимо района боевых действий: с сентября шведское войско и польские отряды магистра Ливонского ордена Готарда Кетлера вели бои за замок Лоде. Как сообщает Соломон Хеннинг, в Аренсбурге, который принадлежал герцогу Мекленбургскому, к послам «присоединились отборные силы русских из Дерпта, Нарвы и других многих мест вплоть до [острова] Вик (Рюгена. — Л.Т.) для их безопасности». Несомненно, вооруженные отряды наемников прибыли в Аренсбург для охраны послов благодаря посредническим услугам Иоганна Таубе.