Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник - Юрий Вяземский

Вардий ненадолго замолчал. Потому что в этот момент в купидестре появилась рабыня-гельветка с флаконами для притираний. Глядя на ее прозрачное одеяние, Гней Эдий продолжал:

VII. — Едва появившись в Риме, Пелигн тут же примкнул к одной из молодежных аморий. Ее называли аморией Эмилия Павла или аморией Юния Галлиона, потому что первый был самым состоятельным ее членом, а второй — самым активным. Завсегдатаев было пятеро: Галлион, Помпей Макр, Павел, я и Пелигн — всё старые приятели и одноклассники по школе Фуска и Латрона.

Как водится, вместе пировали, ухаживали за женщинами, в застольях обсуждали и смаковали свои любовные похождения и все, так или иначе, пописывали стишки.

Купидонили все по-разному. Юний Галлион, наш сверстник, брал настойчивостью и неотвратимостью. Одна из его купидонок мне однажды призналась: «Мой Юний — из тех мужчин, которому, хочешь — не хочешь, придется отдаться. Потому что рано или поздно всё равно уговорит, уломает, доконает. Так стоит ли трепыхаться?!» Воистину, для жертв своих Галлион был неизбежен. Как бы они от него ни скрывались, он их выслеживал, куда бы ни шли, возникал перед ними, как приговор, как рок, как греческая Ананка — богиня Необходимости. Затратив на своих женщин столько усилий — он ночи проводил под дверями, в холод и в дождь, иногда простуженный и больной, но бдительно бодрствующий и неотвратимо ожидающий! — столько усилий приложивший, он их потом хранил и сортировал, как ювелир, каждой своей драгоценности отводя словно футлярчик или мешочек и никогда не вынимая их одновременно, то есть, бережно не убрав и надежно не спрятав первую, никогда не прикасался ко второй или к третьей. И жили они у него всегда в различных районах города, о существовании соперниц обычно не догадываясь… Умел, однако, как он говорил, «развести стражу».

Макр Помпей женщин «вычислял». Он считал, что у каждой женщины есть свое «первоначальное число» и, если это число обнаружить, женщину можно «поместить в любую плоскость и сделать из нее любую фигуру» — его выражения. Как он производил вычисления, не берусь сказать. Но купидонок приобретал быстро и точно. А дальше начинал «строить графики», «сопоставлять числа», «доказывать теоремы». Строить графики означало исследование и опробование эротических особенностей и, так сказать, «планиметрических» предпочтений женщины в любовных утехах. Сопоставлять числа значило предаваться любви одновременно с двумя или с тремя партнершами. Доказывать теоремы — ну, это когда между купидонками или между ними и Помпеем возникали ревность, упреки, скандалы и драки и Макру приходилось «прибегать к аксиомам», то есть, воздействуя на «первоначальное число» каждой женщины, возвращать ее в состояние покоя и равновесия, дабы, по словам Помпея, «не развалилась вся моя геометрия»… Макр был почти на два года старше нас с Пелигном и, как можно заметить, увлекался тогда математикой.

Эмилий Павел женщин не преследовал и не вычислял — он их подкупал богатыми подношениями и роскошными подарками… Базилику Эмилия видел?.. Ты в Риме никогда не бывал?.. Так вот, эту базилику за свой счет построил консул Луций Эмилий Павел, отец нашего Павла, тоже Луция… Богатое семейство. В те годы — особенно богатое!.. Стало быть, покупал своих купидонок. Всегда одну. И очень ненадолго, потому что быстро терял интерес. И, расставаясь со своими козочками — так он их называл, — еще щедрее их одаривал, чем когда привлекал. Об этом было известно. И они расставались с ним еще радостнее, чем сходились.

Вардий стал говорить отрывисто, потому что рабыня принялась накладывать ему на лицо маску из водорослевой массы.

VIII. — В нашей амории были и другие члены. Непостоянные. Руфин, например. Бедный и незнатный. С нами не учился. Но он служил вместе с Пелигном. Иногда приходил, пил, ел и слушал.

Повадился к нам и Флакк, младший брат Грецина. Ему было лет восемнадцать. Мы сделали его виночерпием…

Иногда заглядывал Юл Антоний. Помнишь? Сын злокозненного триумвира, любовника Клеопатры.

Юл был всего на два года старше Пелигна, но выглядел намного взрослее. Величавый красавец, чем-то похожий на Альбия Тибулла. К тому же умный. Образованный. Красноречивый. Но красноречие его было язвительным и циничным. Ум — злым и как будто обиженным.

О своих похождениях Юл никогда не рассказывал. Но о его победах шептались на улицах и шушукались в портиках.

Женщин он выбирал для обычных людей труднодоступных. Как правило, знатных девиц и часто замужних матрон. Брал, что называется, влет: суровым и властным взглядом, коротким призывным жестом, повелительным жестким словом. И напыщенные становились кроткими, своенравные — покорными, гордые — униженными. Ибо, покорив их в угоду своей гордыне, поправ их, дабы самого себя утвердить, он их всегда презрительно и зло унижал. Как мстительный полководец унижает пленных врагов. Как жестокосердный хозяин притесняет попавшего в немилость раба. А после, насытив мрачную страсть… Хватит накладывать маску! Ты мешаешь мне говорить!.. Наигравшись с ними, он их безжалостно прогонял от себя, будто выбрасывал в сточную канаву. Некоторые из выброшенных ненавидели его до конца своих дней. Но многие продолжали тайно любить и трепетно ждали, когда вновь остановится взглядом, поманит рукой, велит прибежать и отдаться.

Отцы и мужья, понятное дело, помалкивали. Связываться с человеком, который живет в доме великого Августа?.. Один, правда, пытался затеять процесс. Но его быстро образумили и утихомирили…

Тут Вардий оттолкнул рабыню, потому что она не подчинилась его приказанию и продолжала накладывать маску. А потом выплюнул изо рта водоросли и сказал:

— Когда у Пелигна началось приапейство, Юл некоторое время соревновался с ним в числе завоеванных женщин. Но скоро оставил это занятие. Силы были слишком неравны.

Вардий снова сплюнул. Потом сел на ложе и, глядя на меня зеленой личиной, восторженно продолжал:

IX. — Мы все — даже Юл Антоний — оставались обыкновенными людьми и были обычными любовниками. В Пелигна же вселился Приап — этот бог или демон! Снова во сне! Опять сон!

Явилась ему женщина ослепительной красоты — буквально ослепительной, потому что на груди у нее сияло золотое ожерелье, пропитанное солнечными лучами. Женщина эта предстала перед Пелигном под миртом в окружении стаи голубей и воскликнула то ли в печали, то ли с радостью: «Фавоний умчал Фанета на восток! Я теперь свободна! И ты свободен, мой милый козленок!» И принялась царственной рукой гладить козлика, неожиданно появившегося рядом с ней, прижавшегося к ее бедру и пытавшегося пролезть между ее ног. Голуби испуганно вспорхнули. Пелигн проснулся…

Кстати говоря, на следующий день умер Марцелл, и Юлия, дочь Августа, овдовела. То есть, сон приснился Пелигну ночью. А к вечеру следующего дня в Риме было объявлено с ростр о кончине Марцелла… Запомнил? Это нам потом пригодится.

Вардий провел пальцем по верхней губе, палец поднес к губам и принялся изучать приставшую зеленую мазь.

— Во сне его, как ты слышал, назвали козленком, — радостно продолжал Гней Эдий. — Но я буду называть его Кузнечиком. Во-первых, слово locustaему больше подходит, чем haedus, и намного больше, чем caperи hircus. Во-вторых, в нашей амории именно «Кузнечик» к нему приклеился в качестве главного прозвища. В-третьих, охваченный Приапом, он воистину уподобился локусте, цикаде или кузнечику, который, представь себе, трещит без умолку, легкий, внезапный, стремительный, неразборчивый, неуловимый… Он мелькал среди нас, неожиданно появляясь, оглушая нас своими рассказами, и так же неожиданно исчезая. Расставшись наконец со своими призраками, прозрев и с небес опустившись на землю, он в женщине увидел плоть и жадно накинулся, прыгая из засады.