Тайна старой знахарки - Сандра Лессманн

Королевский двор возвратился в Уайтхолл. Отдавая дань памяти жертвам, чьи души унес мор, решено было отказаться от слишком уж пышных торжеств, но, по сути, придворная круговерть шла своим чередом, будто никакой чумы и не было. Двор короля жил своей особой, отстраненной от остального мира жизнью — банкеты, увеселения, интриги, в которой страданиям народа места не отводилось.

Аморе наблюдала за карточной игрой леди Каслмейн и герцога Бекингема. Барбара сдержала обещание и помогла сопернице вернуться ко двору, но Аморе до сих пор не представилось возможности побеседовать с королем наедине и объяснить причину своего поведения. Однако хитроватое подмигивание короля во время ее официального визита недвусмысленно говорило о том, что ее великодушно прощают и желают вновь видеть при дворе. Несомненно, леди Каслмейн мастерица по части улещиваний и улаживаний. Вот только Аморе чувствовала себя теперь должницей Барбары.

В свою свиту приняла Аморе и королева, поскольку была наслышана о бесстрашной леди Сен-Клер, которая, презрев опасность, решила остаться в Лондоне, где свирепствовала чума, и даже помогала хворым. Екатерина, португальская инфанта, вот уже четыре года супруга Карла, к великому смятению державы, так до сих пор и не соизволила одарить короля наследником. Англия была встревожена не на шутку. Хотя формально существовал престолонаследник короля, его младший брат Джеймс, проявивший на посту адмирала флота мужество и храбрость в войне с голландцами, однако на троне его видеть не желал никто. Джеймсу ставили в вину, что он взял в жены Энн Хайд, дочь сэра Эдварда Хайда, ненавидимого всеми лорд-канцлера. Посему его умственные способности ныне оценивались чрезвычайно низко. Все надежды были на Екатерину, от души желавшую одарить Карла наследником. Однако до сей поры она, как королева, так и не выполнила главнейшего своего долга. Господь оставался глух к ее страстным мольбам, и этот груз с каждым днем становился для уроженки Португалии все непосильнее. Так что, если принимать во внимание существующее положение вещей, опасения леди Каслмейн были отнюдь не беспочвенны. Коль выяснится, что королева страдает бесплодием, у Карла будут все основания искать пути аннулирования брака с Екатериной и взять в королевы другую. Сам-то Карл по части потомства в сугубо физическом смысле явно преуспел, пустив на свет целый сонм бастардов, среди которых был и сын Аморе Чарлз Фицджеймс, появившийся на свет девять месяцев назад. Она увидела сына, лишь вернувшись после долгого отсутствия ко двору — когда начался мор, леди Сен-Клер отдала ребенка под опеку его венценосного родителя, не подозревая о том, что провидение не позволит ей последовать за двором в Оксфорд. Однако малыш подрастал, прекрасно обходясь и без матери.

Пока Аморе обменивалась светскими новостями с молодым графом Рочестером, который, несмотря на юные годы, вполне освоил науку говорить сальности, однажды даже вогнав в краску рыбную торговку на Биллингсгейтском рынке, она ни на секунду не теряла из виду короля, тот в обществе Франсис Стюарт удалился в отдаленный уголок зала. Неужели Карл все еще надеется пробудить страсть в этой чопорно-неприступной девственнице? На секунду могло показаться, что король на пути к успеху, ибо она милостиво позволила чмокнуть себя в щечку; впрочем, уже мгновение спустя шарахнулась от него как от зачумленного. Аморе заинтересовал этот эпизод. Под каким-то надуманным предлогом оставив графа Рочестера в одиночестве, она незаметно приблизилась к королю и Франсис. Ниша, которую оба избрали для себя убежищем, была занавешена парчовым драпри, что позволяло Аморе оставаться незамеченной.

— Франсис, целых два года я демонстрировал воистину ангельское терпение, — донесся до леди Сен-Клер голос короля. — Прошу вас, перестаньте играть со мной!

Аморе почувствовала, как от смущения невольно зарделась. Разве так подобает вести себя монарху?! Но, похоже, он ослеплен так, что даже этого не замечает.

— Ваше величество, прошу вас понять меня, — с мольбой в голосе заговорила Франсис. — Моя безупречная репутация — единственное и самое большое мое богатство. И стоит мне его утратить, уступив вам, меня, как и леди Каслмейн, ждет всеобщее осуждение, причем осуждение вполне обоснованное.

— Да кого интересует, о чем судачат несчастные лондонские обыватели?! — горячо возразил король. — Я осыплю вас доказательствами своего расположения, и вы это знаете, ибо я не раз обещал вам это. Если же вы до сих пор лелеете надежду занять место королевы — увы, должен вас огорчить: это невозможно!

— В таком случае вам остается лишь рассчитывать на благосклонность ваших фавориток, сир, потому что я никогда не стану одной из них. Не могу, поймите, я не могу просто так отдаться вам.

В голосе Франсис Стюарт явственно звучало недовольство, чуть ли не отвращение. Она понимала, что нанесла Карлу оскорбление, однако вымаливать у него прощение было превыше ее сил. Повернувшись, она поспешила прочь. Аморе невольно прижалась к деревянной панели, которой были облицованы стены зала, чтобы Франсис ненароком ее не заметила. Видимо, не зря болтали при дворе, что холодность Франсис объясняется глубоким отвращением к мужчинам вообще, не говоря уже о близости, подумала Аморе. И почему только король потерял голову именно от этой писаной красавицы? С таким же успехом молено было влюбиться в мраморную статую.

Обождав, леди Сен-Клер покинула убежище и тихо подошла к оконной нише. Король устремил неподвижный взор сквозь стекла в свинцовых рамах в ночную темноту. Аморе встала справа от него и, не говоря ни слова, дотронулась до его руки. Через разрезы рукавов его шитого серебром камзола проступала ткань сорочки. Сквозь тонкую материю Аморе почувствовала тепло его кожи. Вырванный из раздумий, Карл повернул голову к ней, коснувшись шелковистыми локонами парика руки Аморе.

— Вы подслушивали, мадам? — с легким недовольством спросил он. Не дожидаясь ответа, он с горечью добавил: — Славно небось стать вдруг свидетелем тому, как твоего короля унижают?

— Нет, ваше величество, — серьезным тоном ответила леди Сен-Клер. — Я всегда желала видеть вас счастливым.

Король медлил с ответом, явно смущенный ее искренностью и сочувствием, поскольку в глубине души ждал издевки. Потом усмехнулся.

— А вы знаете, самое смешное, что я вам отчего-то верю! Знаете, я всегда был высокого мнения о вас, несмотря на все ваши промахи и заблуждения.

Карл повернулся к Аморе и с любопытством посмотрел на нее.

— Это верно, что вы тогда нарушили мое распоряжение и не отправились со двором в Хэмптон-Корт ради того, чтобы помогать пострадавшим от чумы в Лондоне?

— Сир, это не совсем так, — не стала лукавить Аморе. — Мой духовник, отец Блэкшо, посвятил себя уходу за больными, и я осталась помочь ему в этом.

— Как я понимаю, вы решили разделить бремя забот с вашим иезуитом.

В голосе короля звучало понимание. Он знал Иеремию с тех пор, как тот во время гражданской войны служил военным лекарем, и однажды ему даже пришлось оперировать раздробленную ногу Карла. Как знал и о том, насколько сильным было его влияние на Аморе.