Под сенью каштанов - Маурин Ли

— Ванесса Диэр, — неприязненно буркнула в ответ женщина.

— Какое славное имя. Вам помочь подняться наверх?

Женщина явно растерялась и не знала, как реагировать.

— Пока что я в состоянии подняться на второй этаж самостоятельно, но все равно спасибо.

— А я и не знала, что Броуди все-таки поместила объявление в газете «Ливерпуль-эхо». — Диана изо всех сил старалась соблюдать приличия и поддерживать беседу. — Хотя она давно собиралась это сделать.

Ванесса с трудом взбиралась по лестнице. Дойдя до середины, она совершенно выбилась из сил. Решив пощадить самолюбие гостьи, Диана тоже приостановилась.

— Объявление появилось во вчерашней газете. Я сразу позвонила, и Броуди пообещала придержать для меня комнату до тех пор, пока я не осмотрю ее сама. Насколько я поняла, на втором этаже осталось два свободных помещения. А она ничего, эта ваша миссис Логан. Судя по голосу, очень даже мила, — неохотно добавила гостья.

— Наша Броуди просто прелесть, — с готовностью подхватила Диана. — И Меган тоже очень славная старушка. Меган — это ее мать. А вот моя мать живет в Ноттингеме, и я не виделась с ней очень давно.

— В самом деле? — По тону Ванессы Диане оставалось только теряться в догадках, то ли той смертельно наскучила ее болтовня, то ли она издевалась над нею, то ли просто устала.

Три дня спустя Ванесса обосновалась в своей комнате наверху. Она заняла первую попавшуюся комнату, в которую вошла, даже не пожелав осмотреть вторую. Пару недель назад Ванесса поняла, что дальше так продолжаться не может. Проснувшись как-то утром, она встала на весы и обнаружила, что если ее вес и дальше будет увеличиваться такими темпами, то ровно через неделю она будет весить восемнадцать стоунов[20].

Понимала она и то, что очередная диета ей уже не поможет. Кроме того, она и так перепробовала практически все диеты — и ту, которая без жиров, и ту, которая без углеводов. Было время, когда Ванесса не ела вообще ничего, кроме ананасов, и пила только низкокалорийные молочные коктейли. Она пыталась существовать на тысячу калорий в день, подумывала о том, чтобы установить проволочные скобки на зубах или ушить желудок, до изнеможения делала физические упражнения, прошла курс лечения гипнозом, занималась йогой, слушала компакт-диски, уговаривающие ее не есть, и смотрела DVD-записи, настоятельно советовавшие ей то же самое.

Ничего не помогало. Пока Ванесса исступленно предавалась очередной панацее, а иногда и нескольким сразу, она лишь прибавляла в весе, что объяснялось, без сомнения, теми вкусностями, которые она поглощала в перерывах между диетическими приемами пищи. От отчаяния она даже присоединилась к группе женщин, гордившихся своей тучностью. Но и тут ничего не вышло, во всяком случае у Ванессы. Эти женщины вызывали у нее искреннее восхищение, но их взглядов и восторгов она не разделяла.

Десять месяцев назад она весила десять с половиной стоунов и носила одежду четырнадцатого размера. Откровенно говоря, на эфемерную сильфиду она не походила никогда, но при этом и не стеснялась своей внешности. Но потом произошло это, принеся Ванессе столько несчастий, что она сорвалась и стала поглощать все, что оказывалось в пределах видимости и досягаемости.

Поначалу она даже испытывала некоторое удовольствие. Еда стала компенсацией за то, чего она лишилась. Старые юбки стали ей слишком тесными, и она больше не могла влезть в любимые брюки, но Ванесса поначалу не обращала на это внимания. Она просто покупала все более и более просторную одежду, пока в один прекрасный день с ужасом не обнаружила, что влезает только в двадцать второй размер. С тех пор она еще прибавила в весе, так что сейчас и двадцать второй размер был ей мал.

Ход ее мрачных мыслей внезапно оказался нарушен донесшимся снаружи взрывом смеха. Ванесса подошла к окну. Апрельский вечер был очень теплым, и в саду под деревом сидели три женщины: Диана, которая давеча впустила ее в дом, Броуди Логан, владелица особняка, и Меган, мать Броуди, с которой Ванессе еще не выпало случая пообщаться. Внизу играла музыка — звучала мелодия в стиле 20-х или 30-х годов прошлого века, который она никогда особенно не любила. Исполненный печали мужской голос тоскливо выводил: «Если начинается дождь, то он льет как из ведра…» Эти унылые слова повергли Ванессу в еще большую депрессию.

Меган живо напомнила Ванессе бабушку со стороны отца. Бабушек у нее было две, и когда случилось это, обе старушки соперничали друг с другом в едком сарказме.

— Этот Уильям — просто негодяй. Он никогда мне не нравился, и его физиономия с первого взгляда не внушила мне доверия, — заявила во время свадьбы, то есть того, что должно было стать свадьбой, бабушка Диэр. Ее шляпка поражала размерами. Пожалуй, с ее помощью можно было принимать программы спутникового телевидения.

— У него совершенно порочное лицо, — вторила ей бабушка Харпер.

— И очень злое.

— Кастрировать надо подлеца, вот что я вам скажу.

Так уж получилось, что именно Аманда, сестра Ванессы, первой озвучила ее потаенные страхи.

— Похоже, что твой Уильям так и не появится, родная моя, — негромко и с сомнением в голосе сообщила она после того, как они добрых двадцать минут напрасно прождали у церкви. Казалось, Аманда сама не верила тому, что говорит. И в страшном сне ей не могло привидеться, что она когда-либо произнесет нечто подобное вслух, особенно своей сестре, да еще в день ее свадьбы.

К тому времени в церковь начали съезжаться гости, приглашенные уже на следующую свадебную церемонию, которая должна была состояться после бракосочетания Ванессы. Невеста с сестрами стояла на паперти и страшно жалела о том, что не осталась в машине, но теперь горевать об этом было поздно, поскольку автомобиль, доставивший сюда свадебный кортеж, давно уехал. Ради всего святого, откуда ей было знать, что Уильям не, намерен появляться на собственной свадьбе? Шафера, Уэйна Гиббса, тоже не было видно, но этому вряд ли стоило удивляться, поскольку они с Уильямом должны были приехать вместе.

Ванесса не знала, что ей делать — ругаться последними словами или плакать. Больше всего ей хотелось упасть в обморок и предоставить родителям и сестрам спасать то, что еще можно было спасти. А потом, неделю спустя, она бы пришла в себя и обнаружила, что все проблемы канули в прошлое и тот факт, что Ванессу Диэр прямо у алтаря бросил жених, перестал быть новостью в Ливерпуле и на радио «Сирена», где она работала.

Но Ванесса не упала в обморок. Она не стала ругаться и не расплакалась. Это было бы недостойно. Ей было больно, очень больно, так больно, как еще никогда в жизни, но при этом она старалась держать голову высоко поднятой, намереваясь сохранить лицо и остатки самоуважения, когда в церковь начнут возвращаться гости, чтобы узнать, что случилось. Мать Уильяма едва не лишилась рассудка от горя и отчаяния, а его отец пребывал в такой ярости, что буквально не мог вымолвить ни слова. Гости, съехавшиеся на следующую церемонию бракосочетания, посматривали на отвергнутую невесту со смесью любопытства и жалости. В простом белом платье, с белыми розами, украшавшими ее натуральные светлые волосы, Ванесса выглядела потрясающе.