Записки невролога. Прощай, Петенька! - Алексей Смирнов

Тем печальнее было видеть, насколько успешна команда соперников.

Юные лбы, казалось, нисколько не потеряли от своих застарелых переломов. Они шли уверенно, успешно выбивали врачебные биты, а юноша с огнестрелом выглядел в роли скипа куда увереннее, чем Чебуров.

Георгий Жорыч устроил Фельдману разнос.

– Вы! – орал он, и зык его летел с крыши в согласии с розой ветров. – Вы!.. Почему саботируете? Илья Васильевич! Осмотрите его! Снимите кардиограмму… Что вы ваньку валяете, Генрих Исхакович?

Фельдман держался за живот и хватал ртом воздух.

– Пойдемте, Генрих Исхакович, – Ежов тянул его за рукав.

Осмотр ни к чему доброму не привел: кардиограмма была приличная, но жалобы перевесили, и Фельдман лег под капельницу. Георгий Жорыч плюнул и полез на чердак.

– А вы продолжайте! – крикнул он через плечо пациентам.

За сохранностью последних следила бригада сестер, выстроившихся по обе стороны дорожки; за неимением брезентов приходилось довольствоваться такой страховкой. Антоныч наотрез отказался обеспечивать безопасность на тренировках и обещал прислать людей лишь на само мероприятие. Его не убедили даже пять литров, даже шесть.

…Когда Фельдман вышел, Чебуров, карауливший его при дверях, немедленно поволок его обратно.

– Подлечились – и славно, – пыхтел он, толкая зама вверх по лестнице.

Правая рука Фельдмана уже привычно тянулась к левой груди, почти женской.

– Я настаиваю на замене, – заявил он из последних сил. – Не берите грех на душу, Георгий Жорыч.

– Кем? – возопил тот. – Кем я вас заменю?…

Затравленный зам озирался. Зрители отворачивались и прятали глаза, кто-то вспомнил о срочных делах и поспешил вниз.

Взгляд Фельдмана остановился на старом Кошкине.

Начмед-старичок так и не разобрался в происходящем.

Он видел, что нечто грядет, но не мог охватить явление во всех его аспектах. Он забрался на крышу, потому что должность обязывала его быть в курсе. На крыше Кошкин серьезно смотрел на игру и невпопад аплодировал.

Георгий Жорыч поманил его пальцем; Кошкин пригнул голову, потоптался и засеменил.

Фельдман даже задохнулся от величия своей идеи, которую только сейчас оценил в полной мере.

– Смотрите, Георгий Жорыч, – затараторил он возбужденно. – Смотрите на него. Как он идет! Его же не остановишь. Вам просто не найти лучшего ведущего.

Главврач созерцал паркинсонизм в действии, черты лица Чебурова постепенно разглаживались. Наконец, он просиял:

– Да! Вы совершенно правы, Генрих Исхакович! Это какой-то локомотив, а не человек.

Движимый недугом, Кошкин едва не промахнулся мимо Георгия Жорыча, так что пришлось придержать его за опущенное плечо.

Чебуров приобнял его и шепнул в седое волосатое ухо:

– Переодевайтесь.

– А? – изумился Кошкин.

– Переодевайтесь, вам сказано. В кои веки раз займетесь делом. Генрих Исхакович, вы раздевайтесь. И дайте ему свое барахло.

Кошкина завели за маленькую будку, переодели. Костюм упитанного Фельдмана был ему великоват, но Чебуров остался доволен увиденным. Кошкину объяснили, что ему не придется делать ничего особенного – только быстренько двигаться и гнать перед собой каменную глыбу.

И Кошкин задвигался.

Со стартом вышла заминка, так что Фельдман легонько его толкнул, но затем Паркинсон засучил рукава. Старик снова засеменил, на сей раз во благо коллектива. И пошел виртуозно.

– Рулежный старик! – орали рогатые хулиганы.

Кошкин никогда не отказывался от порученного и не нырял в кусты. Он семенил с целенаправленностью утомленной стрелы. Камень шел гладко, недуг отменно управлялся с гравитацией. С лицом сосредоточенным и бесстрастным Кошкин вел снаряд к дому, не отклоняясь ни на миллиметр. Щетки мелькали перед ним; казалось, что Ежов и Гуссейнов из восхищения желают начистить ему обувь, да только никак не умеют дотянуться, мешает булыжник. Чебуров поджидал начмеда в дому, хищно вытягивая шею. Когда Кошкин влетел в круг вслед за глыбой, не будучи в силах притормозить, главврач придержал его за плечо. Вот он, тяжкий труд скипа, вот ответственность. Без Чебурова Кошкин наверняка бы доковылял до края крыши и сверзился к чертовой матери.

Георгий Жорыч разволновался от восторга.

– Константин Николаевич назначается постоянным ведущим, – объявил он. – Мы немножко изменим правила и не будем чередоваться.

Лица Гуссейнова и Ежова просветлели. Чистить дорожку перед главным начмедом им было не привыкать; в каком-то смысле они занимались этим изо дня в день.

Сам Кошкин слегка запыхался. Бита скользила хреново, зато к истребованной манере передвижения он давным-давно привык. Главврач собственноручно натянул ему на череп рогатый колпак с крестом, и начмед стал похож на тевтонского рыцаря. Это отметили все.

– Был бы у нас настоящий лед, мы бы устроили ледовое побоище, – пошутил Ежов.

– Ролевые игры, – кивнул Фельдман. – Губернатор, часом, не увлекается?

– Если только в «Госпожу», – ядовито ответил Гуссейнов.

Чебуров нахмурился, и хирург замолчал.

Все складывалось великолепно. Георгий Жорыч позвонил конкуренту. Вторично. На сей раз он чувствовал себя на коне, и разговаривал издевательски.

– Как настроение? – осведомился он ласково и вдумчиво. – Кто у тебя побеждает, какой счет?

Коллега безошибочно уловил настроение врага и забеспокоился. Его недавний оптимизм пошел на убыль.

– Слушай, – ответил он не по теме. – Если твоя змея еще раз к нам заползет… Как ты ее терпишь? Эта холера всюду суется и сплетничает.

– Я ей не сторож, – радостно объяснил Чебуров. – Чего это ты на нее взъелся? Ты же ее в свое время…

– Мало ли кого я в свое время, – огрызнулся враг.

– Стульев хватает? – продолжал издеваться главврач. – Ожидается аншлаг?

Говоря так, он вспоминал о брезентах и вертолете, и ему было хорошо.

– Ожидается, – стоически отвечал коллега. – Ты слышал прогноз погоды? Выходные будут чудесные. Ясно и солнечно, ветер южный.

– Ах, даже так… Ну, тебе крупно повезло.

Теперь Чебуров был полностью удовлетворен. Конкурент проболтался. Если он дожидается выходных, то Георгий Жорыч не станет ждать.

Он весело пожелал коллеге успеха, перебросил листок настольного календаря и обвел число красным фломастером. Потом связался с генералом Трофимычем и пожарным Антонычем; объяснил, что вертолет и брезенты ему желательны завтра.