Саломея. Танец для царя Ирода - Валерия Карих

– Вам придется подождать своей очереди, господин.

Он важно кивнул головой в сторону остальных посетителей, которые, судя по внешнему виду, были явно ниже Ирода по положению. Истолковав слова магистра как подтверждение немилости к наглым иудеям, стоявшие вокруг римляне одобрительно переглянулись. По толпе прошелестел насмешливый шепот.

Тетрарх снова вскипел от бессильной ярости, хотя внешне производил впечатление каменной статуи. Ирод испытывал острое унижение. Было очевидно, что все происходит по приказу императора. Однако почему он впал в немилость, Ирод не знал. Лицо его побледнело, глаза сверкали от бешенства. На вопросы друзей он отвечал коротко и отрывисто. Увидев, что тетрарх не расположен к разговорам, те тоже замолчали. Закария и Кастул, так же как и Ирод, чувствовали себя униженными, поэтому крепко сжали рукоятки своих мечей и наполовину вынули их из ножен, демонстрируя серьезность намерения не дать себя в обиду.

Ирод стал последним, кого принял Тиберий. Охранник распахнул широкие дубовые двери с бронзовой пастью льва посередине, и он вошел в большой круглый зал, в глубине которого на массивном каменном троне восседал Тиберий. Около него стояли четверо молодых мужчин. По широким пурпурным полосам поверх их тог и сверкающим золотым перстням Ирод определил, что это сенаторы. Держались они заносчиво и высокомерно. На их фоне Тиберий казался одетым нарочито просто и скромно: его тога была из неотбеленного льна, на плечах – простое белое покрывало.

Ирод знал, что наряд Тиберия не случаен. С самого начала своего правления римский трибун демонстративно отказывался от роскоши, провозглашая себя сторонником простой и скромной жизни и призывая своих подданных присоединиться к нему.

Тиберий Юлий Цезарь Август был еще не старым, привлекательным мужчиной крепкого телосложения с приятным и мужественным загорелым лицом. Когда-то небесно-голубые глаза в силу возраста сейчас казались выцветшими. Прямые седые волосы были коротко пострижены по последней моде.

Это был выдающийся римский правитель, которого народ считал справедливым и называл отцом Отечества. Он не был тираном и проявлял изощренную жестокость только по отношению к тем, кого считал предателями интересов империи. Будучи умным, волевым, подозрительным и очень властолюбивым политиком, Тиберий старался окружить себя проверенными и надежными людьми, при этом все равно никому из них не доверяя. Подобное отношение привело к многочисленным казням и самоубийствам среди по-настоящему преданных ему людей.

Сложная династическая борьба принцепса с официальным соперником Германиком и прямыми наследниками последнего, а затем с префектом претории Сеяном Страбоном, длившаяся в течение долгого времени, завершилась кровавым террором и смертью всех заговорщиков и членов их семей. Столь трагические события наложили мрачный отпечаток на характер императора.

Ирод Антипа был хорошо осведомлен о событиях в Риме. Ходили слухи, что Сеян Страбон скоро захватит власть и сместит находящегося на Капри Тиберия. А чем еще можно было объяснить, что в парках и на центральных площадях Рима уже возводят многочисленные статуи Страбона?! Да и сам Сеян, выступая на форумах и собраниях сената, вел себя настолько уверенно и высокомерно, словно его полномочия были равны консульским, что равнозначно полномочиям императора. Даже смерть родной матери Тиберия Ливии, открыто враждующей с собственным сыном, не повлияла на поведение префекта, рвущегося к высшей власти. Он продолжал открыто преследовать сенаторов, приближенных к Тиберию.

Однако ни Сеян Страбон, ни возглавляемые им заговорщики и уж тем более Ирод Антипа не догадывались, что они всего лишь игрушки в искусных руках императора, который благодаря хорошо отлаженной системе доносов манипулировал действиями заговорщиков из окружения Сеяна. Тиберий спокойно выжидал удобный момент, чтобы застать заговорщиков с поличным и уже открыто, как и подобает настоящему воину-победителю, нанести им сокрушительный удар в присутствии народа и сената.

Выражение лица Тиберия было суровым. И ничуть не изменилось, когда он увидел вошедшего в зал тетрарха Галилеи. Однако Ирода Антипу, с его столь же неукротимым и волевым характером, было трудно смутить нерадушным приемом.

– Приветствую тебя, великий император! – громко произнес он, приближаясь к трону Тиберия. С достоинством поклонившись, Ирод спокойно и уверенно посмотрел в глаза сидящего человека.

– Садись, Ирод. Я рад тебя видеть. Расскажи нам о своем путешествии, – произнес Тиберий и, подперев подбородок крепким кулаком, приготовился слушать.

Ирод принялся в красках описывать плавание, стараясь не упустить интересных подробностей. Однако по непроницаемому лицу Тиберия невозможно было понять, как тот относится к его рассказу. Лица сенаторов также казались замкнутыми и враждебными.

– Хорошо. Скажи, тетрарх, как твое здоровье? – поинтересовался Тиберий. Лицо его снова приняло отстраненное и даже брезгливое выражение. Видно было, что вопрос был задан им неспроста.

«Кто донес? Неужели Понтий Пилат? Только этот хитрый лис мог оговорить меня перед трибуном…» – неприязненно подумал Ирод. Он не удивился доносу. За каждой провинцией со стороны Рима был установлен строгий надзор. Наместник Понтий Пилат, осуществлявший гражданский и военный надзор за Галилеей, так же как и он, тетрарх, был назначен единолично Тиберием. Тайные доносы первых лиц друг на друга помогали императору вдвое тщательнее контролировать завоеванные территории.

– Не стоит беспокоиться по поводу моей болезни, Тиберий. Я уже давно выздоровел и твердой рукой управляю вверенными мне областями. Спокойствие народа – наглядное тому подтверждение! – невозмутимо произнес Ирод, предугадав следующий вопрос Тиберия. И тут же поймал недоверчивый взгляд трибуна, который недовольно поморщился.

«Неужели он знает о Галилее что-то, о чем мне до сих пор неизвестно?» – насторожился Ирод.

– Мы еще обсудим это с тобой, Ирод. А сейчас я хочу, чтобы ты присутствовал на нашем суде и потом высказал свою точку зрения, – предложил Тиберий.

Не дожидаясь ответа, он развернулся к магистру оффицию и выразительно посмотрел на него:

– Приведи к нам первого обвиняемого, Авестулий.

Один из сенаторов вполголоса объяснял остальным подробности дела. Распахнулись двери, и в зал, чеканя шаг, вошли два вооруженных воина-доместика. Между ними с трудом передвигал ноги человек со связанными спереди руками. Он был сильно избит и волочил за собой гремящую цепь, которой был прикован в темнице. По рельефно выступающей мускулатуре на руках и груди и дерзкому выражению простоватого лица тетрарх понял: это разжалованный клибанарий. Так оно и оказалось. Это был выходец из провинции – перегрин[6], взятый на службу из германцев.

Процессия остановилась перед троном.

– Скажи нам, солдат, ты знаешь, в чем тебя обвиняют? – сурово спросил у арестованного Тиберий, подавшись вперед и сделав сенаторам знак замолчать.