Не смей мне лгать - Оксана Ильина

Нельзя просто взять и вырвать из сердца человека, которого любила больше жизни. Нет, не просто любила, она жила им, дышала, существовала ради него. Наверное, такая любовь ампутируется лишь с сердцем, и очень печально, что в человеке нет функции "стереть". Насколько бы это облегчило жизнь, сколько разбитых сердец и душ вылечило бы. Но, увы, природа не облегчает страданий, наоборот, мы созданы так, что приходится прочувствовать всю боль каждой клеткой тела.

Саша впервые в жизни чувствовала себя настолько решительной. Она больше не оплакивала потерянную любовь, упорно запрещая себе об этом думать. Все слезы девушка выплакала в тот день, когда приехала в поселок, где обосновалась. Тогда, выйдя с поезда, Александра купила в киоске газету с объявлениями и сняла подходящее жилье. Войдя в маленькую квартиру, которая должна была стать ее домом, закрыла за собой дверь и осела на пол. Наконец она могла дать волю слезам, не сдерживаясь, не зажимая рот рукой. Кричать, изнутри истекая кровью. Девушка рыдала часами напролет, виня весь мир и жалея себя. Но облегчение так и не приходило. Со временем поняла, что легче уже не будет, просто с этим нужно научиться жить. А тогда, свернувшись в клубок на полу в коридоре незнакомой квартиры, она захлебывалась слезами, кусая губы в кровь. Потом, когда обессилила, лежала словно мертвая, не желая даже дышать. Безмолвные слезы продолжали катиться из глаз, она смахивала их длинными ресницами, но они снова застилали взор. Да и ничего Саша тогда не видела, кроме того, что отняли у нее навсегда. В тишине боль чувствуется острее, и порою казалось, что внутри она живет сама по себе. Существует, словно самостоятельный орган, и еще разрастается, сжимая остальные внутренности, заставляя их лопаться и трескаться из-за отсутствия места. Душевная боль паразитирует там, где нельзя увидеть. Ни один рентген не найдет причину мучений, ни одно лекарство не спасет. Это то, что нельзя потрогать, нельзя увидеть, удалить, лишь только чувствовать, лишь только мучиться. Там, глубоко внутри, она занимает слишком много места, столько, что не остается больше ни для чего. Единственное спасение – не думать, отключать мозг, сердце и замораживать душу. Александра не позволяла себе думать, доходила даже до того, что стояла у окна и считала прохожих. И сегодня снова ее мучила бессонница, мысли бередили мозг, ковыряя болезненные раны. Девушка встала и подошла к окну. Отодвинув штору, посмотрела на безлюдную улицу. Ночь приняла поселок в свои объятия, лишь редкие фонари излучали свет. Темно, тихо, спокойно, но неспокойно у нее внутри. Как же сложно пытаться не думать, хочется ногтями разодрать грудную клетку, чтобы вырвать оттуда боль, которая лишь от малейших воспоминаний как змея начинает шевелиться. Завтра Саше снова на работу, и она сможет отвлечься от дум, но к вечеру опять вернется и будет метаться, ища покой.

У беременной девушки без образования было немного вариантов, да и вакансий в маленьком поселке не было лишних. Тогда она случайно наткнулась на объявление с поиском репетитора по английскому. Как оказалось, языком здесь владели немногие, а кто знал, уезжал работать в областной центр. Так Александра и нашла подработку, а за пару месяцев появилось много желающих. На квартиру и продукты ей хватало, а больше и ни к чему. Те деньги, которые принадлежали им с Ярославом, она не брала. Но знала, что придется пользоваться, когда родится малыш. На пособие ей точно не выжить, да и так далеко Саша не хотела заглядывать. Но хотела она или не хотела, а живот рос, и становилось менее комфортно, окружающие уже замечали ее положение. Пришлось встать на учет в поликлинике, сдавать кучу анализов, да еще повторять по десять раз, что она мать-одиночка. На вопрос, где отец ребенка, девушка отвечала, не моргая, что умер, и чувствовала, как внутри все скручивается от боли. Кто-то жалел, кто отмалчивался, а ей хотелось, чтоб все замолчали и дали ей забыть. Но люди сами по себе любопытны и зачастую не замечают, что своим любопытством причиняют мучения. Но, сжимая зубы, Саша терпела, потому что ее и так воспринимали как чужую и относились с подозрением. Она не хотела быть жертвой, но, как ни крути, беременная девушка без мужа и без семьи всегда будет вызывать жалость. Пусть даже ей это нужно меньше всего.

В который раз Саша убеждалась в том, что время не лечит. Наоборот, оно калечит наши души, превращая их в мазохистов, которые просто перестают чувствовать. И тогда человек ограждает себя от всего, боясь пошатнуть с такими мучениями выстроенный уклад внутреннего мира. Вот и девушка огородила себя от окружающих, разделив свою жизнь на работу и дом. Ни с кем больше не заводила дружеских отношений и ограничивалась лишь нейтральными беседами. А дома она могла читать книгу, даже не вникая в ее смысл, или часами стоять у окна. В один из таких дней Саша смотрела с каким-то оглушительным безразличием на улицу. Был выходной, конец июля, а с неба сыпал крупный град. Впервые девушка видела град летом, но никаких эмоций эта аномалия у нее не вызвала. В квартире стоял жуткий холод, но и его она практически не чувствовала. И закуталась в плед лишь потому, что боялась простыть и навредить ребенку. На самом деле этот холод отлично отражал то, что было у нее внутри, там тоже все превратилось в лед, который, казалось бы, ничто уже не сможет растопить.

Впервые за все время Александра улыбнулась, когда почувствовала толчки в животе. Она даже сразу не поняла, что происходит, и, положив ладонь на округлившийся живот, ощутила еще один удар. Наверное, до этого момента Саша полностью не осознавала, что станет мамой. Девушка делала все, что от нее требуется: посещала поликлинику, сдавала необходимые анализы, но до конца не понимала, зачем это все. Но в тот момент она остро ощутила жизнь, зародившуюся в ней, по телу прошел трепет, а в сердце что-то лопнуло. Возможно, тогда треснул лед, в который она заковала сердце и душу. И в тот день Саша почувствовала безграничную любовь к своему ребенку. Любовь, которой нельзя любить ни одного мужчину. Эта любовь была иной, такой сильной и нежной, что, казалось, могла свернуть любые горы.

А потом Александра узнала пол. Это было в начале сентября, и осень радовала прекрасной погодой, чего нельзя было сказать про дождливое лето. На плановом УЗИ, в двадцать недель, врач спросил у нее: "Будете узнавать пол?" На что девушка ответила нерешительное "Да". И словно в тумане услышала: "Поздравляю, мамочка, у вас девочка. Посмотрите, какая скромница, прячется, не хочет, чтоб мы на нее смотрели". Женщина повернула к Саше монитор, и та почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Впервые она увидела свою крошечную дочь, и это было чудом. И действительно, маленькая кроха вовсю махала ручками и ножками, будто бы чувствовала, что за ней подглядывают, и возмущалась этому. Рыдания подступили к горлу и, поднимаясь с кушетки, Саша с трудом сдерживала слезы, готовые вот-вот покатиться из глаз.

– И что это у нас глаза на мокром месте? – улыбнулась узистка, вручая девушке результаты. – Переживать не о чем, у вас все хорошо. Здоровая, полностью сформировавшаяся девочка. Так что, мамочка, радоваться нужно.

Дома все же Александра дала волю слезам, сама не понимая, почему ее так прорвало. Последний раз она позволяла себе плакать, когда впервые вошла в эту чужую квартиру. Но тогда были причины для слез, она оплакивала погибшую любовь, и раны от предательства были слишком глубоки. А теперь смотрела на черно-белый снимок дочери и заливалась слезами нежности и умиления. И от чего именно, не могла понять. Ей казалось, что у нее внутри все оживает. Душа расправляет крылья, разминая свои онемевшие косточки, и от этого так больно. Она словно просыпалась от долгого сна и наполнялась другой жизнью, новым смыслом. Сейчас у нее есть дочь, самое ценное, что может быть на свете. И ей хотелось рядом с малышкой быть счастливой. И сделать все, чтобы девочка никогда не знала горя. Да, лишь ради нее Саша начала дышать, ради нее смогла снова увидеть солнце и потянуться к нему, как тянется своими ветвями дерево после холодной зимы. И пусть раны внутри еще не затянулись, да и вряд ли смогут когда-нибудь перестать кровоточить, но то, что она обрела теперь, было в тысячи раз важнее.