Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции - Глеб Сташков

С 1889 года Константин Константинович – президент Академии наук. Не формальный, а активно действующий. Великого князя всегда тянуло к просветительству. В Измайловском полку, где он служил, Константин организовал так называемые «Измайловские досуги». Вместо попоек офицеры собирались на литературные, театральные и музыкальные вечера.

Константин мечтал о государственной должности. Например, министра народного просвещения. Ему казалось, что назначения не следует, потому что его выставляют перед царем «человеком либерального направления, почти красным»[123].

На самом деле, великий князь не унаследовал от отца либеральных убеждений. Скажем, в день подписания Манифеста 17 октября он с горечью отметил в дневнике: «конец русскому самодержавию», «я – за самодержавие». Да и назначение он в итоге получил, став главным начальником военно-учебных заведений. Сделал на этом посту немало полезного, однако современные биографы[124] не очень любят вспоминать об одной его инициативе: сыновьям и внукам лиц, родившихся в иудейской вере, с 1912 года запрещалось поступать в кадетские корпуса. Иудеи и до этого не могли туда поступать, но ограничения носили не национальный, а религиозный характер. Еврей, принимавший православия, получал всю полноту прав. Теперь даже православные евреи не могли поступать в кадетские корпуса, если их отец или дед были иудеями. Остается только гадать, существовали ли вообще крестившиеся евреи, которые мечтали об офицерской карьере. Это особенность тогдашнего антисемитского законодательства: оно не имело никакого практического значения и лишь раздувало ненависть к власти со стороны евреев.

В том же году еврейская тема еще раз всплыла в жизни поэта К. Р., причем самым неожиданным образом. Он написал драму в стихах о последних днях земной жизни Христа – «Царь Иудейский». Она считается вершиной его творчества. Кстати, ее изучал Михаил Булгаков, когда работал над «Мастером и Маргаритой». Но неожиданно августейший сочинитель стал жертвой цензурных гонений: Синод запретил драму к постановке. Тогда автор обратился за помощью к Николаю II.

Царь был в восторге от драмы. Он читал ее жене, и у него «не раз навертывались слезы и щемило в горле». Он уверен, что на сцене она вызовет «прямо потрясающее впечатление». И именно поэтому ее надо запретить. Поскольку помимо высоких чувств у Николая «вскипела злоба на евреев, распявших Христа». Естественно, «у простого русского человека возникло бы то же самое чувство», а «отсюда до возможности погрома недалеко»[125]. Говоря современным языком, драма великого князя попала в список экстремистской литературы.

Я читал драму и, по правде сказать, ненависти к евреям в ней не больше, чем, например, в канонических Евангелиях. Впрочем, «Царя Иудейского» разрешили к представлению в Эрмитажном театре, видимо, решив, что зрители элитного придворного театра громить не пойдут. Великий князь исполнял роль Иосифа Аримафейского. По словам очевидцев – замечательно.

«Дорогой Костя» командовал Преображенским полком, когда цесаревич Николай служил там командиром батальона. Их отношения были ровными и сердечными. Но ни малейшего влияния на политику Константин Константинович никогда не оказывал.

В еще большей степени это относится к Дмитрию Константиновичу. Этот великий князь был болезненно скромным и застенчивым человеком и имел одну страсть – лошади. Константин Николаевич – либерал в политике и деспот в семье. Ни о какой кавалерии даже слышать не хочет, видит в сыне только моряка. У него морская болезнь? Ерунда. У адмирала Нельсона тоже была морская болезнь. Дмитрий умоляет на коленях – отец непреклонен.

В конце концов, за сына заступилась мать, и его отдали в конную гвардию. Зато мать взяла с него клятву – не пить ни грамма спиртного. Все-таки перед глазами стоял пример старшего сына Николая, которого пьянки довели аж до Туркестана. Дмитрий поклялся и слово сдержал. Уже взрослым человеком, командиром гренадерского полка, он пришел к матери и попросил освободить от клятвы. Она, мол, мешает «доверительным отношениям с офицерами»[126].

Все деньги Дмитрий Константинович тратил на благотворительность и ферму по разведению породистых лошадей. Он не построил себе дворца и в Петербурге жил у брата Константина, нежно заботясь о его детях. Своей семьи убежденный женоненавистник Дмитрий Константинович не имел.

В отличие от большинства великих князей Дмитрий не был честолюбив. Это была, так сказать, принципиальная позиция. Он считал, что великие князья «должны начинать свою карьеру простыми лейтенантами и инкогнито. И если они проявят склонность к службе, тогда их можно продвигать в соответствии с общими правилами и наравне со всеми». Но никогда не доверять им «командные посты с большой степенью ответственности»[127].

Николаю II оставалось только мечтать, чтобы все родственники разделяли это убеждение. Дмитрия он назначил заведующим государственным коннозаводством. Однако великий князь не сработался с подчиненными, вышел в отставку и занимался разведением орловских рысаков в собственном питомнике. Один жуткий штрих: после революции обезумевшая толпа, воспылав ненавистью к старому строю, ворвалась в питомник и перебила всех лошадей. Дмитрий Константинович в это время дожидался расстрела в Петропавловской крепости.

Любвеобильный Николай Николаевич Старший имел только двух законных сыновей – Николая и Петра. В семье их звали Николаша и Петюша. Николашей и Петюшей они оставались и в зрелом возрасте, что, конечно, свидетельствует об отношении к ним.

Николай Николаевич Младший пошел по стопам отца – он также дослужился до командующего гвардией и петербургским военным округом, а потом – во время Первой мировой войны – стал главнокомандующим. Столь же бездарным, как и его отец. Впрочем, в умении поддерживать дисциплину и устраивать парады Николаю Николаевичу равных не было.

От отца великий князь унаследовал вспыльчивость, от матери, выражаясь словами Витте, анормальность. «Он был умен, но легко возбудим и агрессивен, а также подвержен неконтролируемым вспышкам гнева»[128].

По какой-то загадочной причине к нему благоволили и Александр III, и Николай II. Николай Николаевич жил с Софьей Бурениной. Если остальные великие князья предпочитали фрейлин или, на худой конец, балерин, то Николаша оказался совсем нетребовательным – он выбрал купчиху. Буренина – дочь купца, вдова купца и владелица лавки в Гостином дворе.