Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса - Артур Конан Дойл

Близилось окончание срока помолвки Уэлстеда. Согласно ранее достигнутой договоренности, сразу после женитьбы его ждало повышение до управляющего филиалом банка в отдаленном уголке страны. Предстоящее расставание с ним сблизило нас еще больше, и общая гармония нарушалась лишь тем, что один из наших коллег находился в полном расстройстве и смятении чувств. Мы бы его подбодрили, если бы смогли, но весь его вид, несмотря на напускное высокомерие, говорил о том, что он не примет никаких сочувственных слов по этому крайне болезненному для него вопросу. Джо изо всех сил старался держаться легко и непринужденно, когда в субботний полдень все мы собрались у Уэлстеда, чтобы пожелать ему счастья и благополучия. Свадьба была назначена на понедельник, и все мы пребывали в полной уверенности, что в следующий раз мы увидим Чарльза уже в качестве новобрачного. Как же жестоко мы ошибались!

Я прекрасно помню тот субботний вечер. После погожего январского денька над всем огромным городом в ясном, чистом небе пламенел закат. Стоял легкий морозец, и подмерзшие лужицы звонко хрустели у нас под ногами. Я и мой коллега Даллан весь день не отходили от Смита, поскольку в его глазах читались неистовость и исступленность, граничившая с безумием, и мы поняли — оставлять его одного нельзя ни в коем случае. Мы пообедали в ресторане, потом зашли в театр, где мертвенно — бледное лицо Джо, сидевшего в партере, произвело донельзя удручающее впечатление на актеров, игравших веселую пантомиму. Было уже за полночь, когда мы не спеша возвращались домой после позднего ужина, как вдруг мы заметили отдаленное багровое зарево. Вскоре мимо нас с грохотом и лязгом пронеслась повозка с пожарной командой. Она промчалась с такой скоростью, что мы смогли мельком увидеть лишь огромных коней с лохматыми гривами, раскачивающиеся фонари и головы пожарных в блестящих касках.

Я всегда питал слабость к пожарам. Есть что-то величественное и завораживающее в буйной пляске необузданного пламени. Я могу рассуждать о пожарах столь же пространно, как Шатобриан философствовал о водопадах. Даллан полностью солидарен со мной в этом вопросе, а наш Джентльмен был готов идти куда угодно, лишь бы отвлечься от своих мрачных мыслей, так что мы бросились туда, где бушевал огонь.

Сперва мы бежали вялой трусцой вместе с постоянно растущей толпой людей спешивших туда же, куда и мы. Затем, очутившись в знакомых нам кварталах, мы невольно ускорили бег, пока не оказались на перекрестке, где мы знали каждый камень. Запыхавшись, мы повернули за угол и, остановившись на полном ходу, мрачно переглянулись. Примерно в ста метрах от нас высился дом на Элдон стрит — тот самый дом, под чьим гостеприимным кровом мы провели немало счастливых часов. Весь его первый этаж был объят пламенем, бившим изо всех окон и щелей, а плотная стена дыма закрывала верхние этажи и крышу.

Мы ринулись сквозь толпу и вскоре оказались на небольшом открытом пятачке, где пожарные соединяли брандспойты и рукава. Осмотревшись, мы увидели босого, полуголого человека с всклоченными волосами. Он о чем‑то отчаянно умолял брандмейстера, то и дело хватая его за рукав и показывая вверх, где сквозь темные тучи дыма виднелись ползущие кверху языки пламени.

— Слишком короткая! — пронзительно кричал он. По голосу мы с ужасом узнали в этом человеке нашего управляющего мистера Ньюсома. — Этого не может быть, этого не должно быть! Наверняка есть еще лестницы. О Боже, Боже, она же там сгорит, задохнется, погибнет! Делайте же что-нибудь! Спасите ее! Дитя мое, мое прекрасное, единственное дитя!

В отчаянии он упал перед пожарным на колени и продолжал молить его о помощи.

Я стоял, пораженный происходившей на моих глазах трагедией. Сквозь клубы дыма можно было разглядеть окно комнаты Сисси Ньюсом, а гораздо ниже виднелась верхняя ступенька пожарной лестницы. Их разделяли почти четыре метра отвесной стены. Весь первый этаж представлял собой море огня, так что оттуда прорваться к окну не представлялось возможным. Меня охватило вязкое, отвратительное чувство бессилия. Я смотрел в темный оконный проем, пытаясь заметить там хоть малейшее движение, но тщетно. Между тем языки пламени все ближе подбирались к окну, а снопы искр уже доставали до верха рамы. Я помню, что в глубине души надеялся, что девушка задохнулась во сне, тем самым избавив себя от страданий.

Я уже говорил, что несколько мгновений мы стояли, словно громом пораженные. Однако вскоре от оцепенения не осталось и следа.

— Сюда, сюда, ребята! — послышался решительный голос.

Чарли Уэлстед с пожарным топориком в руках ринулся вперед. Мы последовали за ним и рванулись к черному ходу для прислуги. Дверь была заперта, но Чарльз разнес ее в щепы несколькими ударами топора. Мы устремились вверх по лестнице. Со всех сторон на нас сыпалась отставшая штукатурка, а каменные ступени раскалились настолько, что дымились подошвы ботинок. В конце лестницы мы увидели еще одну дверь, гораздо прочнее первой, но она прогорела почти насквозь.

— А ну, расступись! — прохрипел Уэлстед, размахивая топором.

— Не надо, сэр! — крикнул дюжий пожарный, хватая его за руку. — Там же сплошной огонь, нам не пройти!

— Пусти меня! — взревел Чарли.

— Нам всем конец, если дверь рухнет!

— Пусти меня!

— Бросьте топор, сэр, бросьте!

После недолгой борьбы топор с грохотом свалился на каменные ступени. Не успел он упасть, как кто-то его подхватил. Из-за густого дыма я не разглядел, кто именно. Рядом с пожарным промелькнула какая-то фигура, послышался звон сбиваемого замка, затем из дверного проема вырвался огромный язык пламени, в одно мгновение накрывший нас. Я почувствовал, как раскаленная волна ударила мне в лицо, и больше я ничего не помню. Когда я пришел в себя, я стоял, прислонившись к дверному косяку, жадно ловя ртом свежий ночной воздух, а Уэлстед, весь обожженный, продолжал яростную борьбу с пожарным, который держал его сзади за руки и изо всех сил оттаскивал от лестницы, превратившейся в сплошную огненную полосу.

— Да назад же, сэр! — рычал голос пожарного. — Одной жизни разве мало? Этот парень, невысокий такой, в гетрах, который еще дверь‑то взломал, — так вот, он погиб. Сам видел, как он прыгнул прямо в огонь. Его уже не вернуть!

Осторожно поддерживая Чарльза под руки, мы с Далланом отвели его на улицу. Всех нас шатало, словно пьяных. Пламя поднялось еще выше, но верхний этаж и крыша продолжали возвышаться над ним подобно темному острову в огненном море. Темное окно комнаты мисс Сисси по — прежнему оставалось закрытым, а между тем рамы уже дымились. Внутри не было видно ни малейших признаков движения. Бедняга Уэлстед упал мне на грудь, рыдая, как ребенок. Я вдруг ощутил безумное желание увидеть там пламя. Тогда бы я знал, что все кончено, что пришел конец ее боли и страданиям. Через мгновение я услышал звон выбитого изнутри стекла и опустил голову, чтобы не видеть того, что я жадно хотел лицезреть всего несколько секунд назад. И тут же до меня донесся тысячеголосый крик, полный такой безумной радости и ликования, какого, я надеюсь, никогда больше не услышу.

Уэлстед и я подняли головы. Балансируя на узком карнизе, в оконном проеме стоял человек. Позади его горела рама. Изорванная одежда висела на нем обгорелыми лохмотьями, волосы дымились. Сквозняк, возникший из‑за выбитого стекла, еще больше раздул пламя, так что за его спиной бушевал огненный вал, а от земли его отделяло двадцать с лишним метров. И все же на этой узкой кромке, по обе стороны которой его ждала неминуемая гибель, возвышался Джо Смит, тот самый грубый и косноязычный простолюдин. Он связывал вместе концы простыней. Стоявшие внизу женщины плакали, а мужчины подбадривали его, и все, как один, молились и благословляли нашего Джозефа. Он вдруг пошатнулся и исчез столь внезапно, что все подумали, что он упал, но через мгновение он вновь появился в оконном проеме. На сей раз он был не один, а с девушкой, которую он ринулся спасать, чье бесчувственное тело было перекинуто через его плечо. Наш храбрец, очевидно, сомневался в прочности этой импровизированной веревки, поскольку, преодолевая эти смертельные четыре метра, сам Смит держался за раскаленную почти докрасна водосточную трубу, удерживая мисс Ньюсом другой рукой, которой он вцепился в простыни. Они спускались долго, бесконечно долго, но вот, наконец, его ноги коснулись верхней ступеньки пожарной лестницы. Возможно, мне послышалось, как наверху чей-то голос произнес: «Порядок, малышка», прежде чем все потонуло в громких возгласах радости и восхищения.